ЖУК-ДОКТОР СИДЕЛ В КРЕСЛЕ У ОКНА И ВЗДЫХАЛ. Он устал и хотел часок-другой вздремнуть, но тут в дверь постучали.
— Кто там? — спросил он.
— Я, — ответил голос. — Сверчок.
Дверь открылась, но на пороге никого не было.
— Вы где? — спросил жук.
— Я только голос сверчка, — ответил голос, — остальное подойдет попозже.
Жук-доктор глубоко вздохнул. «Ну и работенка у меня», — подумал он.
Через несколько минут в открытое окошко влетел запах сверчка и закружился по комнате, а ветер принес его лапки, челюсти и тельце и разложил все это на ковре.
Сразу после этого в комнате вдруг стало как-то неспокойно. Это были мысли сверчка, которые одна за одной влетали в комнату.
— Я взорвался, — сказал голос.
— Вижу, — ответил жук.
— Вы можете меня собрать?
— Конечно, — сказал жук.
«Вечно мне приходится помогать, когда кто-нибудь взрывается», — подумал он.
И уже совсем скоро сверчок был собран. Он хмурил брови, поднимал коленки к подбородку и даже немног поразмахивал курткой. Все чати тела работали отменно.
Он поблагодарил жука, но все-таки вышел из комнаты грустным, потому что все его веселые мысли доктор незаметно припрятал. «Они мне самому сегодня пригодятся,» — подумал жук.
Когда сверчок скрылся из виду, жук взобрался на стол, вложил себе в голову веселые мысли и сплясал короткий танец. При этом он то и дело покрикивал: «Охо!» — а ведь раньше он никогда такого не кричал. И даже не слышал, чтобы это делал кто-нибудь еще.
А потом он с удовольствием вздремнул часок в своем кресле у окна.
Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»
ЭТО БЫЛО в разгаре лета. Белка сидела за столом на верхушке своего бука.
Муравей где-то путешествовал, и, возможно, на возвращение его рассчитывать уже не приходилось. «Почти наверняка», — сказал он перед уходом.
Белка опустила голову на руки.
Было очень тихо.
Белка думала о Муравье и о дальних далях и о «почти наверняка» и о «никогда».
«Приуныла я что-то, — подумала она, — это уж точно. — Она осмотрелась. У ее стола тоже был унылый вид, и у окна, и у синего неба за окном, и даже у солнца, высоко в небе. Неужто все что угодно может приуныть?» — подумала она.
Внезапно вокруг нее раздались голоса: «Вот мы, например, очень даже можем приуныть».
Белка с изумлением огляделась вокруг. По стенам катились крупные слезы. «Стены мои», — подумала Белка. «Ага», — всхлипнули стены, тихонько вздрагивая.
И вдруг снова замерли. Слезы их высохли, и они застыли неподвижно.
Белка опять уложила голову на руки и задумалась. Если они могут расстроиться, они и рассердиться могут?
Внезапно она услышала рычание. На пол посыпалось все, что висело на стенах, они угрожающе шагнули на середину комнаты и вплотную обступили стол, скрежеща и скрипя от злости.
Белка закрыла лицо руками.
— Вы это на кого? — спросила она.
— На Муравья, — прорычали стены.
Белка отвела руки от лица и ошарашено уставилась на стены.
— На Муравья? — переспросила она. — Да ведь он же такой хороший!
— Ну вот еще, — фыркнули стены. — Ничего он не хороший!
И встали на свои прежние места.
Белка развесила по стенам все, что с них попадало, потом подошла к окну и уставилась вдаль.
— Муравей, — проговорила она тихонько. «Сердиться-то я не сержусь, — подумала она, — но все-таки…»
Очень издалека — возможно, с другого конца света — ей вдруг послышалось:
— Правда не сердишься?
Белка знала, что некоторые вещи выглядят правдоподобнее, чем они есть на самом деле. Но она знала и то, что «почти наверняка» никогда не означает «совершенно точно». Она потерла ручки, достала из буфета большой горшок меду и снова уселась за стол, уложив голову на руки.
Стены бесшумно, но весьма целеустремленно обступили ее.
— Мед, — подобравшись вплотную, зашептали они. — Вкуснятина.
— Э нет, — сказала Белка. — Это для Муравья. Он скоро придет.
Стены немного поворчали, но отступили, и снова сделались обычными стенами, встали на обычные места и притихли.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»
ОДНАЖДЫ УТРОМ Белка проснулась и увидела, что все куда-то пропали.
Белка помчалась по лесу с криком: «Вы где?»
Но ответа не было, и вообще никого нигде не было. Она заглянула в домик Муравья — пусто. Постучалась к Жуку — тишина. Пошлепала ладошкой по воде в реке: никто не высунул голову ей навстречу. И никто больше не распевал на деревьях, и никто не шуршал в траве, и никто не пролетал мимо. Белка все обыскала. «Может, тут за травинкой кто сидит, — думала она, шаря в траве. — Или нет, вон там за буком они притаились. Неужто их в самом деле будет не найти?» — думала она мрачно.
К полудню она решила написать письмо.
Всем.
Вы где?
Давайте возвращайтесь.
Белка.
Но стояло полное безветрие, и письма ей отправить не удалось. Белка ужасно огорчилась. Она думала о Слоне, о Карпе, о Сверчке, о Воробье и прежде всего — о Муравье. «Муравей, — повторяла она, — Муравей…»
«Ну должны же они где-нибудь быть», — думала она. И в тот же момент почувствовала, что вовсе уже не так уверена, что кто-то где-то должен быть. Может, и вовсе нигде.
Она попыталась сообразить, что это могло означать, но в голове у нее стоял гул и грохот, и она опустилась в траву, привалившись к буку в самой чащобе леса.
Она представила, что отныне ей придется разговаривать с самой собой. «О чем вот только?» — думала она. Придумать ей ничего не удалось, и она испугалась, что сама с собой она сможет только молчать.
И те редкие подарки, которые ей еще предстоит получать, она будет дарить самой себе.
Солнце светило ей в лицо. «Ну хоть солнце никуда не делось», — подумала она мрачно. И в этот момент солнце скрылось, и вокруг нее сгустился туман.
Белка сидела под буком, и одно мрачное предчувствие в ней сменяло другое. Чувства были совершенно дурацкие, от них у нее заныли голова и ноги. Белка почувствовала страшную усталость и решила прилечь.
Когда она проснулась, был уже полдень. Светило солнце и слышался шорох крыльев — это мимо пролетала Цапля.
— Цапля! Да Цапля же! — закричала Белка, вскочив с места и размахивая руками, как мельница. Но Цапля не обратила на нее никакого внимания. Немного спустя Белка заметила Ежа, возившегося в кустах напротив ее бука, и услышала, как где-то вдалеке ойкнул Слон, стукнувшись о дерево. А потом она увидела Муравья.
— Муравей! Муравей! — завопила она, подбегая к нему. Муравей брел неровной походкой.
— Привет, Белка, — прохрипел он.
— Ты где был? — воскликнула Белка, хлопнув его по плечу.
— Чтоб я знал, — покачав головой, признался Муравей.
И Мотылек, который с трудом поспешал за ним, подтвердил:
— Мы и сами не знаем.
Белка прекратила расспросы. Одна мысль билась у нее в голове: они здесь, они вернулись!
Она побежала домой и перетрясла все свои запасы, чтобы отпраздновать что-нибудь со всеми вновь обретенными — неважно что. Она наполнила тарелки, налила стаканы, похлопала каждого по плечу и попросила больше не исчезать. Они должны это пообещать, все до единого.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»
НА ВЕЧЕРИНКЕ У ВЕРБЛЮДА СВЕТЛЯЧОК СИДЕЛ РЯДОМ С ДОЖДЕВЫМ ЧЕРВЯКОМ.
Светлячок вспыхнул и сказал:
— Знаешь, чего я иногда боюсь, дождевой червяк?
— Не знаю, — сказал червяк.
— Что я однажды не смогу засветиться.
— Ой, — сказал дождевой червяк, — мне и подумать страшно, что я вдруг начну светиться.
Они удивленно уставились друг на друга. Надо признать, это был весьма странный разговор, и на какое-то время оба замолчали.
Наконец светлячок спросил:
— И тебе совсем не хочется хотя бы разок засветиться, дождевой червяк, хотя бы совсем маленькой искоркой?
— Нет, — ответил дождевой червяк. — Мне, наоборот, хотелось бы уметь все вокруг тушить. Но только… как это сделать?
Он взглянул на луну и грустно вздохнул.
— О солнце я вообще молчу, — сказал он.
— Какие мы все-таки разные, — сказал светлячок.
— Да, — подтвердил дождевой червяк.
А потом они танцевали. Светлячок светился так нежно, что вокруг было почти темно. А глаза дождевого червяка так и сияли, хотя он ужасно переживал из-за этого и то и дело прикрывал их.
Был тихий вечер на краю пустыни. Довольный верблюд сидел и пересчитывал подарки. Кто-то из зверей потихоньку доедал торт. А остальные заснули.
Дождевой червяки и светлячок все танцевали и танцевали.
Но когда взошло солнце, дождевой червяк сказал:
— Мне пора. Пока, светлячок…
И исчез под землей.
— Пока, дождевой червяк, — сказал светлячок. Он еще поразмышлял несколько минут, а потом полетел прочь, в сторону леса. Вдалеке над деревьями поднималось солнце. Светлячок смотрел на него с восхищением.
Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ Муравей и Белка сидели рядышком на ветке перед Белкиной дверью.
Светила луна, и они лакомились медом и сладкими буковыми орешками.
Довольно долго они предавались этому занятию в молчании. Потом Муравей спросил:
— А ты вообще никогда от меня не устаешь, а, Белка?
— Я? — переспросила Белка. — Да нет.
Муравей помолчал и продолжил:
— Но ведь может такое случиться?
— Нет, — возразила Белка. — Такого случиться не может. Ну, скажи на милость, как это я вдруг от тебя могу устать?
— Да очень просто, — сказал Муравей. — Устать можно от чего угодно. Вот ты же иногда устаешь от буковых орешков?
— От буковых орешков… — проговорила Белка. Она глубоко задумалась, но так и не смогла припомнить, чтобы ей когда-либо случилось устать от буковых орешков. «Хотя все может быть», — подумала она.
— Но от тебя — ни в жизнь! — сказала она.
— О, — только и вымолвил Муравей.
Наступило долгое молчание. Нежные облачка осторожно выпутывались из кустов и медленно плыли по лесу, запутываясь в деревьях.
— А я порой сам от себя устаю, — наконец нарушил молчание Муравей. — А ты что ли нет?
— Ну и от чего ты устаешь-то? — полюбопытствовала Белка.
— И сам не знаю, — сказал Муравей. — Так, устаю, и все. В общем смысле.
О таких вещах Белке еще слыхивать не приходилось. Она поскребла за ухом и задумалась о самой себе. И вот, посидев таким образом часок-другой в глубокой задумчивости, она, к своему удивлению, тоже ощутила усталость от самой себя. Чувство было довольно необычное.
— Да, — сказала она. — Вот теперь и я от самой себя устала.
Муравей кивнул.
Был теплый вечер. Где-то вдали с ветвей ухала Сова, а высоко в небе висела Луна, большая и круглая.
Муравей и Белка молчали и отдыхали от самих себя. Время от времени они вздыхали, хмурили лбы и отправляли в рот парочку буковых орешков и ложку-другую меду.
И только поздно ночью, когда луна уже почти зашла, они полностью восстановили свои силы и уснули без задних ног.
Тоон Теллеген. «Все равно тебя не брошу»
— МНЕ ПОРА СОБИРАТЬСЯ В ДОРОГУ, — сказал муравей однажды утром.
Они сидели на ветке перед домом белки. Белка только что проснулась и зевала.
— И не спрашивай, обязательно ли мне уходить, — сказал муравей, — потому что я должен уйти.
— Я и не спрашиваю.
— Нет, ты как раз собиралась спросить, не надо меня обманывать.
Белка молчала.
— Единственное, что мы еще можем сделать, — сказал муравей, — это спокойно попрощаться.
— Верно, — ответила белка.
— То есть никакой жалости и слез и никаких «я буду по тебе скучать» и «возвращайся скорей». Ты же знаешь, я терпеть этого не могу…
Белка кивнула.
— Ты не могла бы встать на порожке… — попросил муравей.
Белка встала на порожек.
Муравей протянул ей лапку и сказал:
— Ну что ж, белка, тогда до свидания.
— Пока, муравей, — сказала белка. — Счастливого пути.
Ну муравей остался недоволен прощанием и не ушел.
— У тебя же комок в горле, белка, — сказал он. — Я же слышу!
Они снова попытались попрощаться, и на этот раз муравей заметил в одном глазу белки слезинку, и еще ему не понравилось, как она сказала: «Счастливого пути!»
— Ты переживаешь, белка, страшно переживаешь, я вижу!
Белка молчала.
— Успокойся наконец! — крикнул муравей.
Они попробовали еще раз, и теперь белка сказала «Приятного пути» — а потом попробовали совсем без слов и не глядя друг на друга. Белка была спокойна как никогда.
Но муравей все равно был недоволен.
— Так я не могу уйти, — сказал он обиженно. — Хотя я действительно должен. Правда должен!
— Я знаю, — потупилась белка.
Потом они молчали, сидя в лучах заходящего солнца на ветке перед белкиным домом. В лесу пахло соснами, где-то вдалеке пел дрозд.
Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»
ОДНАЖДЫ УТРОМ Белка села за стол и решила написать письмо Муравью. Но ей никак не удавалось выразить словами то, что она чувствовала.
Привет, Муравей!
начала она. Но это было совсем не то. Она бросила письмо на пол и начала снова.
Дорогой Муравей!
написала она. Но это было еще хуже.
Следующее письмо начиналось так:
Здорово, Муравей!
Следующее:
Муравей!
И затем:
Муравей…
И потом:
О Муравей…
И:
Любезный Муравей,
И:
Глубокоуважаемый Муравей…
За этим занятием она провела все утро, и вздохи ее становились все тяжелее и тяжелее. Должно было быть особенное начало, только для Муравья. Это она знала точно. Но найти такое начало ей не удавалось.
Стопка писем на полу все росла.
В конце концов Белка встала, пробралась через письма и распахнула дверь, чтобы сесть и подумать на большой ветке возле своего домика.
Но стоило ей выйти из дому, как в комнату ворвался ветер, подхватил письма, и бумажная буря помчалась в сторону Муравья.
Был чудесный день, и Муравей как раз сидел на солнышке перед домом, размышляя о дальних странах.
Внезапно его осыпало ворохом белкиных писем. Они облепили его с головы до ног. Не без труда выбрался он из огромной бумажной кучи и принялся читать.
И только поздно вечером, при лунном свете, прочел последнее.
Некоторое время он сидел неподвижно, уставившись на темные заросли.
Потом сложил письма в аккуратную стопку, так, что она достигла конька крыши, выбрался через чердак наружу, улегся на письма, накрылся вместо одеяла письмом, начинавшимся «Дорогой Муравей», и уснул.
Светила луна, и письма шуршали, когда Муравей ворочался с боку на бок. Тогда он согласно кивал головой и бормотал сквозь сон: «Муравей, это я».
Тоон Теллеген. «Все равно тебя не брошу»
ОДНАЖДЫ СВЕРЧОК ОТКРЫЛ МАГАЗИН, В КОТОРОМ собирался продавать списки подарков, которые звери хотели бы получить ко дню рождения. Ведь большинство из них никогда не знали, чего бы такого им захотеть ко дню рождения.
Сверчок сидел на стуле за прилавком и с нетерпением ожидал покупателей.
Первым появился носорог. День рождения у него был на следующей неделе, и он не знал, какой подарок ему хотелось бы получить.
— Так, так! — сказал сверчок.
Он взял лист бумаги и написал:
Подарки для носорога:
Потом он вышел из-за прилавка, несколько раз обошел вокруг носорога, что-то пробормотал себе под нос, приподнял одно носорожье ухо, заглянул в него и вернулся на свое место.
В списке подарков он написал:
Травяной торт
— Травяной торт? — переспросил носорог.
— Ну да, — сказал сверчок. — Я тебе его подарю. Из жесткой травы, с лютиками и сладким клевером.
— Ладно, — сказал носорог. — Только добавь туда, пожалуйста, немножко чертополоха.
Сверчок задумался очень глубоко и очень надолго, закрыл глаза, почесал в затылке и потом написал под травяным тортом:
Все подряд.
— Что это значит? — удивился носорог.
— А ты не знаешь? — спросил сверчок.
— Нет.
— Ну вот, — сказал сверчок. — Тогда это абсолютно правильно. Потому что про подарки ты знать не должен. Поэтому я и назвал это: все подряд.
Он несколько раз подпрыгнул от удовольствия так, что полы его куртки запрыгали вместе с ним.
Носорог забрал список с собой и показывал его всем, кому только мог, — но травяной торт уже был вычеркнут, ведь его должен был подарить сверчок.
А неделю спустя, в день рождения, носорог получил от сверчка в подарок травяной торт с чертополохом, а остальные звери дарили ему все подряд. И носорог очень радовался.
Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»
— А ЧТО, ЕСЛИ У МЕНЯ ВДРУГ ПРОТЕЧЕТ ПАНЦИРЬ? — СПРОСИЛА однажды черепаха у белки.
— Ну… — сказала белка. — Тогда и посмотрим. Сейчас ведь нет дождя?
— Нет, но если вдруг пойдет дождь и если вдруг панцирь протечет…
— Не надо так переживать, черепаха, — сказала белка и ободряюще похлопала ее по панцирю.
Черепаха вздохнула.
— А если вдруг у меня земля уйдет из-под ног, и я повисну в воздухе. Что тогда?
Этого белка тоже не знала. Не знала она и что будет, если черепаха вдруг не сможет ползать или ей целый день придется горевать. А ведь ей этого совсем не хотелось.
— А если это все-таки случится, белка, — спросила черепаха в отчаянии, — и мне придется целый день горевать…
Белка попыталась себе это представить, и эта картина совсем ей не понравилась.
— Скажи, белка, я — грустная? — спросила черепаха.
— Да, — ответила белка, — я думаю, ты сейчас rpycтная.
— Правда? — спросила черепаха и удивленно улыбнулась. — А я и не знала, что могу быть грустной. Так-так. Значит, сейчас я грустная.
Она радостно огляделась по сторонам и издала какой-то странный звук, как будто хрюкнула.
— Но теперь ты уже не грустная, — сказала белка.
— Да? — спросила черепаха, и лицо ее помрачнело.
— А теперь опять грустная.
— Правда? — спросила черепаха. — Как трудно быть грустной!
И она задумчиво нахмурила лоб.
Белка подтвердила, что и в самом деле быть грустной очень непросто и что ей самой это ни разу не удавалось.
Черепаха засияла от гордости, но тут же спохватилась и постаралась опять тревожно нахмуриться.
Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»
К КОНЦУ ДНЯ Белка притомилась. Она свесила ноги с ветки, откинулась на ствол и закрыла глаза, подставив лицо низкому солнцу.
За ее сомкнутыми веками возник пляж. На одном конце его стоял Сверчок, на другом — Кузнечик.
— Вот я тебя, — сказал Сверчок.
— А я тебя, — сказал Кузнечик.
— Вы что? — хотела закричать Белка, но там, за закрытыми веками, она не могла выдавить ни звука.
Внезапно они ринулись вперед, Сверчок с Кузнечиком, и с яростью накинулись друг на друга. Панцири, усики, руки, челюсти — все хрустело и крошилось.
Белка металась вокруг них, наблюдая, как от двоих друзей остается одна большая куча обломков на песке, возле самой воды, и что вот-вот начнется прилив. Потом все затянулось темной пеленой.
Белка снова раскрыла глаза. Солнце зашло. Прохладный ветер обдувал дерево, на котором она сидела. Белка поежилась и вошла в дом.
«И стоило закрывать глаза, чтобы увидеть такое?» — сказала она про себя. Но, как только глаза ее начали различать мебель в темноте комнаты, она заметила Сверчка, а рядом с ним — Кузнечика.
— Но… — сказала Белка.
— Шшш… — сказал Сверчок. — за советом Мы пришли к тебе.
— Но…
— Мы, вообще говоря, поссорились.
— Из-за чего?
— Да мы и сами не знаем.
— Но…
— И мы боимся, что подеремся, — правда же, Кузнечик?
Кузнечик истово закивал.
— Не похоже, чтобы вы были в ссоре.
— В том-то и дело, — сказал Кузнечик. — Ничего не видно, не слышно и не чувствуется, никакой причины нет, никакого повода, никакого предлога, и все же…
— Я его вздую, — сказал Сверчок.
— Точно, — кивнул Кузнечик. — Ну и что теперь?
— Ну а ко мне вы чего пришли-то? — спросила Белка.
— А мы уже ко всем ходили, — сказал Сверчок.
Наступило длительное молчание. Белка глубоко задумалась. Потом вздохнула и сказала:
— Не знаю.
— Ну, и на том спасибо, — сказали Сверчок и Кузнечик. — Тогда мы пошли.
Они встали, пожали Белке руку и вышли за дверь.
Она видела их в окно, уходящих прочь, в обнимку, с поникшими головами, длинные полы плащей путались у них в ногах.
Они уходили в сторону пляжа.
— Эй! — внезапно крикнула Белка. — Эй…
Но они ее уже не слышали.
Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»