ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ Муравей и Белка сидели рядышком на ветке перед Белкиной дверью.

Светила луна, и они лакомились медом и сладкими буковыми орешками.

Довольно долго они предавались этому занятию в молчании. Потом Муравей спросил:

— А ты вообще никогда от меня не устаешь, а, Белка?

— Я? — переспросила Белка. — Да нет.

Муравей помолчал и продолжил:

— Но ведь может такое случиться?

— Нет, — возразила Белка. — Такого случиться не может. Ну, скажи на милость, как это я вдруг от тебя могу устать?

— Да очень просто, — сказал Муравей. — Устать можно от чего угодно. Вот ты же иногда устаешь от буковых орешков?

— От буковых орешков… — проговорила Белка. Она глубоко задумалась, но так и не смогла припомнить, чтобы ей когда-либо случилось устать от буковых орешков. «Хотя все может быть», — подумала она.

— Но от тебя — ни в жизнь! — сказала она.

— О, — только и вымолвил Муравей.

Наступило долгое молчание. Нежные облачка осторожно выпутывались из кустов и медленно плыли по лесу, запутываясь в деревьях.

— А я порой сам от себя устаю, — наконец нарушил молчание Муравей. — А ты что ли нет?

— Ну и от чего ты устаешь-то? — полюбопытствовала Белка.

— И сам не знаю, — сказал Муравей. — Так, устаю, и все. В общем смысле.

О таких вещах Белке еще слыхивать не приходилось. Она поскребла за ухом и задумалась о самой себе. И вот, посидев таким образом часок-другой в глубокой задумчивости, она, к своему удивлению, тоже ощутила усталость от самой себя. Чувство было довольно необычное.

— Да, — сказала она. — Вот теперь и я от самой себя устала.

Муравей кивнул.

Был теплый вечер. Где-то вдали с ветвей ухала Сова, а высоко в небе висела Луна, большая и круглая.

Муравей и Белка молчали и отдыхали от самих себя. Время от времени они вздыхали, хмурили лбы и отправляли в рот парочку буковых орешков и ложку-другую меду.

И только поздно ночью, когда луна уже почти зашла, они полностью восстановили свои силы и уснули без задних ног.

 

Тоон Теллеген. «Все равно тебя не брошу»