В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО ЖУК РЕШИЛ поднять мир.

«Для разнообразия», — подумал он.

Он сделал глубокий вдох и взвалил мир себе на плечи.

Звери повалились друг на друга, деревья закачались и затрещали, реки покинули свои русла, а морские берега захлестнули огромные волны.

— Караул! — закричали все. — Что стряслось?

Жук всё прекрасно слышал, но молчал. Держать на плечах мир, да ещё при этом и разговаривать — такого даже он не мог.

Мир тихонько покачивался на его чёрных плечах.

Звери сбежались на лесную поляну и спрашивали друг друга, что происходит. Никто ничего не знал.

Решили выслать на разведку Ласточку. На бреющем полёте Ласточка облетела мир кругом и увидела Жука, который как раз перехватил мир чуть поудобнее.

Ловя воздух клювом, Ласточка вернулась назад и сообщила:

— Это Жук. Это он нас всех поднял.

— Жук?? — поразились все. Они сбежались на край света и столпились там, перегибаясь друг через друга, но ничего не могли разглядеть.

И тогда сотни голосов закричали:

— Жук! Жук!

Но Жук их не слышал. Он уснул, с миром на плечах.

Звери решили написать ему письмо.

 

Дорогой Жук!

Будь любезен, поставь мир на место.

Все.

 

Письмо взмыло в воздух и, обогнув мир, полетело к Жуку. Проснувшись, он поднял его с земли и прочёл.

«Да пожалуйста», — сказал он про себя. Он поставил мир на место, потянулся и решил пройтись.

«А чем бы мне потом заняться, — подумал он, — ума не приложу…»

Но тут солнечные лучи пробились сквозь облака, и он вспомнил, что ему всегда хотелось устроить что-нибудь этакое с солнцем. Ну, к примеру, разрезать его пополам, чтобы оно и на том конце светило, и на этом, или выкрасить его в зелёный цвет. И ещё дать ему хорошенького пинка, чтобы оно больше никогда не могло сесть. Но уж не сегодня, решил он. Завтра.

Он заложил передние лапки за спину. Пинок солнцу, это была находка. Довольный, продолжал прогулку среди зарослей, на опушке леса.

 

Тоон Теллеген. «Почти взаправду»

БЕЛКА И МУРАВЕЙ СИДЕЛИ НА УРОКЕ У ЛЕБЕДЯ. Припекало солнце, и они примостились в тени ивы на берегу реки.

Это был уже второй урок, хотя они и первого не запомнили.

— Сегодня, — сказал Лебедь, — речь пойдёт о том, что проходит.

Муравью и Белке это показалось хорошей идеей, потому что об этом они знали немного.

Лебедь сделал авторитетное лицо и произнёс:

— Проходит всё.

Некоторое время под ивой царило молчание. Вода в реке блестела, еле-еле веял ветерок.

— Вам это известно? — спросил Лебедь.

— Нет, — сказали в один голос Муравей и Белка. — Неизвестно.

— Да, — сказал Лебедь. — Всё проходит. Вот назовите что-нибудь, и я вам скажу, что это пройдёт. Муравей…

— Ива, — сказал Муравей.

— Так, — сказал Лебедь. — Это ты хорошо подметил, Муравей. Ива проходит.

— Ива? — изумлённо переспросила Белка.

— А куда она проходит? — спросил Муравей.

— Охохонюшки, — ответил Лебедь. — Мы сейчас о том, что проходит, а не о том, куда. Это мы оставим на последний урок.

— А сколько их всего будет, вообще говоря? — спросила Белка.

— Не знаю, — ответил Лебедь. — Как-то не считал.

Белка вздохнула, а Муравей сказал:

— А если я всё-таки думаю, что ива никогда не пройдёт?

— Что же, — сказал Лебедь. — В таком случае ты в моих уроках не нуждаешься. Ты тогда лучше к Сверчку запишись, там других штук наслушаешься. У него вовсе ничего не происходит.

— Ничего? — переспросила Белка.

— Ничего, — подтвердил Лебедь.

— И утро? — допытывалась Белка.

— И утро. Сверчка послушать, так ничего не происходит, даже радуга, даже головная боль, даже мгновение.

— А кто ещё какие уроки даёт? — спросил Муравей.

— Ну вот Краб ещё, — сказал Лебедь. — У того вообще всё в кучу.

— Всё? — спросил Муравей.

— Всё, — подтвердил лебедь. — По Крабу, ты можешь есть как ночью, так и пальцами. Никакой разницы. Или…

Муравей тяжело вздохнул и уставился в сторону.

Белка ощутила, как её лоб прорезает глубокая морщина.

Оборвав себя на полуслове, Лебедь объявил:

— Время! Урок окончен.

Голос его звучал неуверенно.

— Следующий урок, надо понимать, завтра, — сказал он. На сём он расправил крылья и растворился вдали.

В молчании сидели Муравей и Белка на берегу реки. Солнце стояло высоко в небе. Иногда из воды высовывалась голова Карпа, произносила «Эй!» и опять скрывалась под водой.

Муравей размышлял о времени, о солнце, о воздухе, о лете, о горшках с мёдом, о мхе, о сосновом аромате. И что же, получается, всё это пройдёт?

— И мы, — внезапно спросила Белка, — мы тоже пройдём?

Муравей немного подумал. Потом встал, совершил дикий прыжок высоко в воздух над травой, приземлился на спину и объявил, размахивая всеми своими руками и ногами:

— Ну уж дудки. Мы никогда не пройдём. Никогда!

 

Тоон Теллеген. «Почти взаправду»

НИЧЕМУ НЕ СТАНУ УДИВЛЯТЬСЯ, РЕШИЛ про себя кузнечик. Хоть что случись — никогда. Он уселся на травинку на берегу реки и умиротворённо огляделся вокруг.

Был тёплый день. Вдали вдоль берега медленно летела Цапля, время от времени высовывался Карп.

Кузнечик разгладил морщину на своём фраке и только хотел расстегнуть пуговицу, как фрак сморщился, покраснел и лохмотьями свалился с него.

«Досадно, ничего не скажешь, — подумал Кузнечик, — однако вовсе не удивительно».

Белый и тощий, сидел он среди останков своего фрака, а потом одним прыжком переправился в тенёк под ивой. «А то ещё плечи сожгу», — подумал он. Но тут солнце внезапно закатилось, небо потемнело, ударил мороз, повалил снег, и с диким воем закружила метель.

У Кузнечика свело от холода челюсти, но способности размышлять он не утратил. «Даже и не думайте, что я собираюсь удивляться, — мысленно сказал он. — Нетушки. Вот ещё.»

Он с величайшим трудом разлепил губы и крикнул:

— Скажите на милость! Самое обыкновенное дело!

В этот момент мимо него проходили муравей и Белка, поражённые происходящим до глубины души.

— Ну и дела, Муравей, — сказала Белка.

— Да уж, — поддержал Муравей. — Прямо не знаю, что творится.

Прокладывая себе тропинку в снегу, они наткнулись на Кузнечика, который так и сидел под ивой без фрака, трясясь от холода.

— Кузнечик! — обеспокоено воскликнула Белка.

— Здорово, Белка, — проклацал зубами Кузнечик.

На большее его не хватило, поскольку он лишился чувств.

Немного погодя в небе снова показалось солнце, воздух прояснился и посинел. Снег растаял, опять наступило лето.

Кузнечик открыл глаза и огляделся.

— Ты чего тут делаешь? — спросила Белка. — Да ещё без фрака.

— Да так, сказал Кузнечик. — Ничего особенного. — И он поведал Муравью и Белке о том, что решил больше ничему не удивляться.

— Дело, конечно, непростое, — отметил он, — Но ничего невозможного нет.

И когда чуть позже ива вдруг выбралась из земли, свистнула в две ветки, прошлась барыней, глотнула водицы из реки и снова влезла в землю, у белки от изумления отвисла челюсть, Муравей потряс головой, а Кузнечик только зевнул.

— Подумаешь, — заметил он. — И не такое видывали.

— Скажи, как тебе это удаётся? — позавидовал Муравей, который тоже был бы весьма не прочь перестать удивляться многим вещам.

— Сказать-то я могу, Муравей, — ответил Кузнечик. — Но ты на меня косо посмотришь.

— Да ладно тебе, — наседал Муравей.

Но Кузнечик был неумолим.

— Ей богу, не стоит, — сказал он.

Немного погодя Белка и Муравей распрощались с кузнечиком, всё таким же белым без фрака. На небе проступили зелёные звёзды, и хлынул дождь из чернил и сахара. Белка и муравей в изумлении вытаращились на небо. Издалека до них донёсся хохот Кузнечика.

Белка спросила себя, каково это, когда ничего тебя больше не удивляет. Весьма удивительное ощущение, — подумала она, — весьма удивительное.

 

Тоон Теллеген. «Почти взаправду»