К КОНЦУ ДНЯ Белка притомилась. Она свесила ноги с ветки, откинулась на ствол и закрыла глаза, подставив лицо низкому солнцу.

За ее сомкнутыми веками возник пляж. На одном конце его стоял Сверчок, на другом — Кузнечик.

— Вот я тебя, — сказал Сверчок.

— А я тебя, — сказал Кузнечик.

— Вы что? — хотела закричать Белка, но там, за закрытыми веками, она не могла выдавить ни звука.

Внезапно они ринулись вперед, Сверчок с Кузнечиком, и с яростью накинулись друг на друга. Панцири, усики, руки, челюсти — все хрустело и крошилось.

Белка металась вокруг них, наблюдая, как от двоих друзей остается одна большая куча обломков на песке, возле самой воды, и что вот-вот начнется прилив. Потом все затянулось темной пеленой.

Белка снова раскрыла глаза. Солнце зашло. Прохладный ветер обдувал дерево, на котором она сидела. Белка поежилась и вошла в дом.

«И стоило закрывать глаза, чтобы увидеть такое?» — сказала она про себя. Но, как только глаза ее начали различать мебель в темноте комнаты, она заметила Сверчка, а рядом с ним — Кузнечика.

— Но… — сказала Белка.

— Шшш… — сказал Сверчок. — за советом Мы пришли к тебе.

— Но…

— Мы, вообще говоря, поссорились.

— Из-за чего?

— Да мы и сами не знаем.

— Но…

— И мы боимся, что подеремся, — правда же, Кузнечик?

Кузнечик истово закивал.

— Не похоже, чтобы вы были в ссоре.

— В том-то и дело, — сказал Кузнечик. — Ничего не видно, не слышно и не чувствуется, никакой причины нет, никакого повода, никакого предлога, и все же…

— Я его вздую, — сказал Сверчок.

— Точно, — кивнул Кузнечик. — Ну и что теперь?

— Ну а ко мне вы чего пришли-то? — спросила Белка.

— А мы уже ко всем ходили, — сказал Сверчок.

Наступило длительное молчание. Белка глубоко задумалась. Потом вздохнула и сказала:

— Не знаю.

— Ну, и на том спасибо, — сказали Сверчок и Кузнечик. — Тогда мы пошли.

Они встали, пожали Белке руку и вышли за дверь.

Она видела их в окно, уходящих прочь, в обнимку, с поникшими головами, длинные полы плащей путались у них в ногах.

Они уходили в сторону пляжа.

— Эй! — внезапно крикнула Белка. — Эй… 

Но они ее уже не слышали.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

ОТ МАЛЕЙШЕГО ШУМА Белка рисковала свалиться. Она спала, лежа на на тонюсенькой ветке. В лесу стояла необычайная тишина. Ручей был гладким, как зеркало, Гусеница не двигала челюстями. Медведь держал перед пастью перемазанный медом большой палец, но в рот не совал. Слеза, выползшая на щеку горюющей о чем-то Стрекозы, так и повисла неподвижно.

Белка спала, и никто и ничто не хотело производить ни малейшего шума, из-за которого она могла свалиться с верхушки дерева.

Но вот один буковый листок сорвался сам по себе и, кружась, полетел вниз. Он закружился вокруг ветки, потом между больших ветвей, вдоль ствола, и наконец опустился на землю. С глухим шумом упал он прямо в мох. Шум был почти неслышный, но все же это был шум, громче самого малейшего шума, и Белка свалилась.

С оглушительным шумом рухнула она сквозь толстые ветки на спину Носорога, отскочила вверх, потом вбок и плюхнулась в воду, взметнув брызги и пустив круги по воде. Бабочка, только что разлегшаяся на берегу реки, чтобы обсохнуть, вымокла до нитки и в ярости вскочила. В порыве гнева она закатила оплеуху Гиене, отчего та расхныкалась и разбудила Щуку в тростниках. Щука порскнула прочь, но наткнулась на тонущую Белку.

— Ай, — сказала Щука. Белка не ответила, поскольку под водой ничего толком сказать не могла, но вынырнула из воды, к небу, а потом дальше, под облака.

Там она повисела еще немного, размышляя, куда бы ей было лучше всего приземлиться, и выбрала траву на поляне. Там, поджидая ее, сидел Муравей, с которым они вместе поели вкусненького, а потом отбыли в неизвестном направлении.

Когда спустилась ночь, никто по-прежнему не знал, куда они направились. Сами они знали об этом и того меньше.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

КОГДА РАЗРАЗИЛАСЬ ГРОЗА, Белка сидела на берегу канавы, под ивой. Иву повалило ветром, и она упала прямо Белке на хвост, а вода в канаве бушевала и ходила ходуном.

Белка вопила от боли, но из-за рева бури ее никто не слышал.

Когда гроза отгремела, снова сделалось тихо. Вода, поплескавшись в берега, ушла назад в канаву, и тростники снова распрямились. Но ива по-прежнему лежала на Белкином хвосте.

— На помощь! — крикнула Белка.

Из травы вынырнул Ивовый Листоед.

— Ты кто? — спросила Белка.

— Ты на помощь звала или вопросы задавать!? — спросил Листоед, раскатывая верхнюю губу.

— Нет-нет… — быстро сказала Белка. — Ой, мой хвост!

Листоед теперь раскатал обе губы, поплевал на ладошки и приподнял иву. Одним уверенным движением он закинул ее на луг.

— Неплохой столбик в свое время из нее выйдет, — сказал он.

— А вот можно спросить… — начала опять Белка.

— Нет, нельзя, — перебил ее Листоед. — Можешь меня поблагодарить, но спрашивать нельзя.

— Да, да, спасибо тебе большое, премного обязана, но кто…

— А я предупреждал! — воскликнул Листоед. Он подобрал нижнюю губу, выдернул из земли тополь и придавил им Белкин хвост.

— Ай! — воскликнула Белка.

— Я тебя прекрасно слышу, — сказал Листоед.

— Да, — пискнула Белка.

— Ну и что теперь? — спросил Листоед.

— Я больше ничего не стану спрашивать!

Но Листоед был неумолим и вновь скрылся в траве по берегу канавы.

Днем мимо Белки проходили Жаворонок, Слон, Щука и Сверчок, но ни один из них не смог приподнять тополь.

Со слезами на глазах Белка всматривалась в ночь, сидя на краю канавы. Было страшно холодно.

И тогда вновь появился Листоед.

«…» но тогда Белка вовремя прикусила язык, потому крикнула «ай» и больше ничего не сказала.

Листоед приподнял тополь одной рукой, подкинул его на другой и зашвырнул за горизонт. А потом вновь скрылся в траве, не удостоив Белку взглядом.

— А-а, — сказал Муравей на следующий день, когда Белка рассказала ему о своих злоключениях, — так ведь это же был Ивовый Листоед. Ты его что, не знаешь? Раньше их двое было, да один другого как-то раз так ущипнул — ни за что, просто из вредности — что тот возьми да рассыпься в звезды небесные.

Белка больше ничего не сказала и только ощупала шишку на хвосте. Она никогда не знала, можно ли верить Муравью на слово.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

ОДНАЖДЫ УТРОМ Белка решила сменить квартиру. На вершине бука слишком дуло, и к тому же парой веток ниже освободился симпатичный домик переехавшей на дуб Тли.

Белка заметила проходившего внизу Муравья и окликнула ему сверху — не хочет ли он помочь?

— А то как же! — крикнул Муравей, устремляясь наверх. Немного погодя он уже водрузил себе на спину шкаф. Но вместо того, чтобы спуститься с ним в новое жилище, он взвалил на спину еще и стол, а потом и стул.

— Не все сразу! — крикнула Белка. — Не напрягайся! — Но Муравей упрямо продолжал навьючивать на себя мебель: стол, стул, буфет, кровать, зеркало, умывальник, комод, ведро, ковер, ковровую выбивалку, сковородку, булавку, метлу и много всего прочего.

Без единого оха-вздоха он вышел из дому, прихватил напоследок дверную ручку и ступил на нижнюю ветку.

Однако сквозь застилавший глаза туман видел он плохо, оступился и чуть было не упал, и легкий порыв ветра смел скарб с его спины. Ветру понравилась игра, и он дунул посильнее. Буфет унесся под облака, кровать закружилась меж листьев в кроне бука, а зеркало взмыло высоко над лесом, над лугом, над пляжем и улетело к морю — там в нем отразились сияющие волны и Дельфин — к полной его неожиданности.

— Ой, — сказал Муравей.

— Говорили тебе, — сказала Белка, со слезами на глазах провожая взглядом стул, спикировавший в реку и скрывшийся в воде.

Безмолвно вошли они в новое, совершенно пустое Белкино жилище.

— Ну, ну, я тебе смастерю чего-нибудь, — промямлил Муравей.

— Ладно уж, — сказала Белка.

Они глядели в непривычно узкое оконце. Солнце зашло. Где-то у линии горизонта покачивался на волнах стол.

— Частенько я за этим столом сиживала, — вздохнула Белка.

В ту ночь она спала на голом полу. Муравей лежал в своей постели и еще часами мучался вопросом, откуда взялась в то утро его необычная сила. Ну уж не от большого ума, думал он. От чего же тогда?

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

ОДНАЖДЫ, КОГДА БЕЛКА, уставившись в небо, дивилась его синеве, а Муравей как раз отыскал себе травинку по вкусу, к ним подбежал запыхавшийся Сверчок и с трудом выдохнул:

— Кража со взломом… у Лося… рога унесли…

Кражи со взломом были в лесу редкостью. После таинственного исчезновения горшка с медом из Козявкиного буфета — давным-давно — о таком больше не слыхивали.

Белка и Муравей вскочили и ринулись к дому Лося.

Они увидели его на краю луга, поникшего, с красным платком на голове.

Завидев Белку и Муравья, Лось сперва жалобно взревел, а потом поведал, что, собственно, произошло.

— Всего-то их разок и снял, на секундочку, а потом смотрю — рука через окно — рраз, над столом, через стул, к тумбочке, где они лежали, и я даже охнуть не успел или «Эй, ты там!» крикнуть, как они хвать — и нету, ни руки, ни рогов…

В больших, блестящих глазах Лося стояли крупные слезы.

— Ну, ничего, — сказал Муравей.

— Ну да, ничего, — возразила Белка.

— Я хочу сказать, — пояснил Муравей, — они либо отыщутся, либо мы что-нибудь придумаем. Вот что я хочу сказать.

— Это как это, что-нибудь придумаем? — удивился Лось, снимая красный платок, под которым блестел гладкий розовый череп. Белка фыркнула в кулачок.

Муравей больше ничего не сказал. Сперва он отправился на поиски похитителя, а потом, не найдя его, углубился в мелколесье.

Несколько часов спустя он вынырнул оттуда с великолепными рогами, сработанными из десятков веток, сучков, прутиков, побегов и прочего древесного сора. Прежние рога не шли с этими ни в какое сравнение.

С триумфом водрузил Муравей новые рога на голову смущенного Лося, сделал шажок назад и произнес: «Вуаля».

Белка задумчиво посмотрела на него, но ничего не сказала, а Лось, в своих искусственных рогах, сделал неуверенный шажок, потом подпрыгнул, а затем, наконец, крутанул сальто, чего за ним до тех пор не водилось.

Когда вечером того же дня старые рога были обнаружены Водяной Улиткой на дне реки, Лось про них и слышать не захотел. Он отдал их Жуку, которому идея понравилась, и уже на следующее утро с восходом солнца он щеголял своим новым головным убором.

Журавль, только что возвратившийся из дальних странствий, увидел разгуливающего Жука и свалился с неба — не то от удивления, не то от хохота. Он и сам потом не смог вспомнить, от чего, когда отдышался.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

ОДНАЖДЫ В ПОЛДЕНЬ на опушке леса Белка и Сверчок решили поиграть в прятки. Но, поскольку ни один из них не умел считать до четырех, они не знали, когда начинать искать.

— Я спрячусь, а ты закрой глаза и жди, пока дождь не пойдет, — сказал Сверчок, приметивший вдали тучку. Но тучка прошла стороной, и, когда стемнело, Сверчок хлопнул Белку по плечу и попросил ее придумать что-нибудь получше.

На другой день у Сверчка появилась новая идея. Он спрячется, а потом помашет Жаворонку, висящему высоко в небе, и тот крикнет: «Иди искать!»

Это был хороший план и, когда Жаворонок крикнул «Иди искать!», Белка немедленно ринулась на поиски. Она искала очень усердно, переворачивала каждый камушек, осматривала каждую травинку, шарила мизинцем в каждой норке, но Сверчка так и не нашла.

Когда стемнело, Жаворонок крикнул:

— Ну, я пошел домой. Общий привет.

— Пока-а-а! — крикнули Белка и Сверчок. Сверчок тоже выбрался наружу и радостно хлопнул Белку по плечу.

— Это было супер! — заорал он. — Потрясно! Ты меня не нашла! Ха-ха! Давай завтра опять!

И так было на следующий день, и еще много дней подряд. Белка зажмуривалась, Сверчок прятался, Жаворонок кричал: «Иди искать», и Белка искала до заката солнца, после чего Жаворонок улетал домой, а радостный Сверчок выскакивал наружу.

Через месяц Белке это приелось.

— Ну вот еще! — возмутился Сверчок. — Найди меня сперва!

В эти дни Белка едва волочила ноги, глаза у нее постоянно были на мокром месте, но отыскать Сверчка ее не удавалось.

В один прекрасный день на полянку она не пришла.

Немного погодя разъяренный Сверчок замолотил в ее дверь:

— Это еще что за дела? Мы так не договаривались.

Ответа не последовало. Сверчок вошел в дом, но постель Белки была пуста. Как он ни искал, по каким углам не шарил, внутри и снаружи, на земле и под землей, Белки он не нашел.

И, когда в тот вечер зашло солнце, Сверчок отправился домой в глубокой задумчивости.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

— СЛЫШЬ ЧЕГО СКАЖУ, — сидя на верхушке бука, сказал Белке Палочник. — Когда совсем один, толком ничего не размышляешь.

Белка вопросительно посмотрела на него, не зная, что ответить.

— Ну, — наконец не вполне уверенно сказала она.

— Я вот чего, я хочу сказать, — продолжал Палочник, — тогда просто думаешь одно и то же.

— Ну, — сказала Белка.

— А вовсе не размышляешь.

— Нет.

— Вот как сейчас.

— Ну, — сказала Белка. Она зажмурилась и представила, что сидит, удобно устроившись, и с удовольствием слушает размышления Палочника.

— А теперь я размышляю о размышлениях, потому что я не один.

— Нет.

— И я взаправду могу размышлять с кем-то на пару.

— Ну.

Ветер тронул древесную крону, и Палочник зашуршал. Или это он дрожал, или стряхивал с себя что-то?

— Слышь чего скажу, — сказал он.

— Ну, — сказала Белка.

— Я вот думаю, размышлять — это очень важно.

— Ну.

— Важнее, чем все прочее.

— Ну.

— И я очень рад, что что я вон сколько всего наразмышлял.

— Ну.

Некоторое время они молчали. Белка приоткрыла глаза и увидела, что на губах Палочника играет печальная улыбка.

— Слышь чего скажу, — сказал Палочник.

— Ну, — отозвалась Белка.

— Я очень часто бываю совсем один.

«Все мы порой бываем одни», — подумала Белка, но решила, что это прозвучит некрасиво, и вместо этого сказала:

— Ну.

Палочник тяжело вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Я пошел.

— Ну, — сказала Белка и тоже вздохнула, поскольку не знала, что бы такое сказать покрасивее.

Палочник осторожно прошествовал по ветке к стволу дерева и медленно спустился вниз.

— Слышь чего скажу, — крикнул он напоследок.

— Ну, — крикнула Белка.

— Спасибо тебе.

— Ну, — отозвалась Белка.

И задумчиво посмотрела вслед тощему зеленому существу, которое впервые пришло к ней в гости, и о котором, насколько ей было известно, никто никогда не размышлял.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

В ДВЕРЬ ПОСТУЧАЛИ.

— Кто там? — спросила Белка.

— Дятел, — ответил Дятел.

Белка выбралась из постели и потащилась к двери.

— Бандеролька, — сказал Дятел.

— От кого?

— Извольте расписочку, — сказал Дятел, подставляя Белке для подписи белое перышко в коричневом крыле.

— Мое почтение, — сказал Дятел, развернулся и исчез.

Белка положила посылку на стол и решила пойти умыться, чтобы разглядеть его получше. Когда она вернулась от умывальника, пакета не было. Дверь стояла нараспашку. Белка подскочила к ней и успела заметить, как пакет скользнул с кончика ветки и над вершинами деревьев неторопливо поплыл на восток, в направлении восходящего солнца.

Это был такой четырехугольный пакет, обмотанный шпагатом, с узелком и марками в правом верхнем углу.

Когда Белка в то утро рассказала о происшествии Муравью, он ответил довольно беспечно:

— Видал я ее. Классно летела!

— Посылка-то? — ошарашено переспросила Белка.

— Ты что, не слыхала никогда? Ну, что с тебя взять. Об этом вообще мало кто знает. Она в основном под землей живет, но иногда вдруг вылезает почему-то, — кто ее знает, почему, — и пытается летать. По большей части ничего у нее не выходит, потому что ее кто-нибудь ловит и запихивает куда-нибудь или вон отдает кому. Во избежание.

Белка уставилась на Муравья. Она никогда точно не знала, когда ее водили за нос, а когда нет. В большинстве случаев ее это мало волновало, но теперь…

— Так она что же… живая? — спросила Белка.

Муравей изумленно взглянул на нее.

— Живая? Посылка? Да тут все живое. Облака, бук, роза, нога вон моя, мой башмак, мой шнурок, узелок на шнурке. Постой-ка.

Он наклонился и завязал шнурок.

— Ты чего-то ждешь? — продолжал он, выпрямляясь.

— То есть? — не поняла Белка.

— Ну да, чего-нибудь особенного, неожиданного.

— Я всегда жду чего-нибудь неожиданного, — тихонько сказала Белка и серьезно посмотрела вдаль.

— Как знать, — сказал Муравей.

— А интересно, что там, в посылке этой? — спросила Белка, помолчав.

— А что там, в тебе или во мне? — спросил Муравей.

Белка глянула на Муравья, потом на себя, на свой живот, на грудь, на хвост. У нее не было ни малейшего представления о том, что бы там могло быть.

— Не знаю, — сказала она.

Некоторое время они молчали. Потом Муравей сказал:

— Идем.

— Идем, — сказала Белка.

И молча, плечо к плечу, побрели они на поляну посреди леса.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

КАК-ТО РАЗ БЕЛКА столкнулась с нешуточной проблемой.

Они с Муравьем сидели под деревом. После долгих и несущественных разговоров у них зашла беседа о расстоянии между носами. У Муравья была такая палочка, в точности длиной с его ступню. Он приставил один ее конец к своему носу, а другой направил в сторону Белкиного. Потом перевернул палочку, и опять, и снова, и еще, до тех пор, пока она не уперлась в Белкин нос.

— Пять ступней, — заключил Муравей.

— Ну-ка дай-ка я, — сказала Белка.

Солнце стояло в зените, и вдали висело дрожащее марево. Белка подхватила палочку, наклонилась вперед и принялась за измерения.

— Три ступни, — сказала она.

— Быть того не может, — усомнился Муравей. Он вырвал у нее палочку и намерял шесть ступней. Белка подобралась к нему, и у нее получилось всего-навсего одна ступня.

— Что за ерунда, — сказал Муравей, — так у нас ничего не получится.

— Надо спросить кого-нибудь, — предложила Белка.

В этот момент мимо проходил Кролик, и они попросили его помочь. Кролик покачал головой.

— Не стал бы я связываться, — сказал он. — Однажды не устоял вот, решил измерить, сколько от моего носа до слонового хобота. Но у меня-то нос, знамо дело, все время дергается, — как тут измеришь. Слон тут просто из себя вышел. Ему надо это знать, и он узнает, не то такое будет, что он прямо не знает, — аж на дыбы взвился. Ну, ладно. Собрался это я с последними силами, сделал три глубоких вздоха и сам не знаю как, но на целую секунду нос остановил! И тут он у меня с лица возьми да и свались! Он же не просто так дергается! Вот тогда-то до меня дошло, к глубокому моему прискорбию! Ну, Слон сбегал за Улиткой, она мне нос-то, конечно, кое-как на место приладила, но при этом столько канителилась, что мимо меня штук десять кочанов прошли, а я и не учуял! Да! То есть вы можете себе представить, что с тех пор я нос ни разу не останавливал. Слон тогда согласился с тем, что я намерял, так что это такое расстояние, на четыре ступни. Но ежели мое честное мнение желаете знать, то все это сколько-там-у-нас-между-носами штука бесполезная, если вообще не вредная. А теперь — всех благ. Кажется, пахнет капустой.

Кролик раскланялся с Муравьем и Белкой и порскнул в заросли.

— Мда, — сказала Белка. — Давай-ка тоже на четырех ступнях сойдемся. Или что получше предложишь?

— Да нет, — сказал Муравей.

А солнце припекало не на шутку, и изо всех лесных уголков и нор раздавалось громкое пыхтенье.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»

КАК-ТО УТРОМ поднялся сильный южный ветер и принес Белке, сидевшей перед домом на крылечке, целую груду писем.

— Вон сколько сегодня, — пробормотала Белка, хватая письма. Она распечатала первое письмо и прочла:

Белка! От всей души!

Твой Хамелеон.

Белка с удивлением осмотрела сначала письмо, потом себя в зеркале, которое она давным-давно на всякий случай повесила у себя в прихожей.

Из второго конверта она извлекла маленький зеленый листочек:

Милая Белка,

Также и от меня лично наилучшие пожелания,

Твоя Игуана

«Ну вот еще», — подумала Белка. Она разглядывала себя со всех сторон, но не находила ничего особенного.

Третье письмо было следующего содержания:

Многоуважаемая Доктор Белка,

Соблаговолите принять мои дружеские пожелания успехов и процветания.

На прошлой неделе я вновь совершила очаровательную прогулку. Погоды не благоприятствуют.

С благодарными приветами,

Ваша Кобра.

Белка недоумевающе уставилась на гладкий лист, который, казалось, извивался в ее пальцах. Но разглядывала она его недолго, поскольку чей-то пронзительный голос внезапно гаркнул у нее над ухом:

— Поздравляю!

— Да с чем? — спросила Белка.

— То есть как это, с чем? — спросил Слон. На секунду он просто окаменел от удивления, потом прыснул, съехал в пруд и выбрался на другой берег, все еще давясь хохотом.

Ласточка со своими пожеланиями счастья промчалась прямо над Белкиной головой, Муравей даже принес ей что-то, сколь неразличимое глазу, столь же и бесполезное, зато подаренное от чистого сердца. Что это такое было, никто не знал.

Еще до полудня нагрянул Медведь и осведомился, не начался ли праздник, поскольку он не хотел бы, чтобы его кто-нибудь опередил, а Светлячок в это время наводил на себя чистоту.

Белка по-прежнему не имела понятия, с чем ее поздравляют. Но постепенно она забывала думать об этом и все больше и больше проникалась праздничным настроением. И вот, когда наступил вечер и поднялся громкий галдеж и Кузнечик в своем далеко не лучшем костюме прошествовал мимо, не удостоив ее ни словом и даже не глянув в ее сторону, Белка встревожилась и громко сказала, так, чтобы он расслышал: «От некоторых никогда внимания не дождешься…»

Поздно вечером был фейерверк и торжественные речи, и Белку качали и подбросили вверх, до самых облаков, где ее подхватил Трутень. В обнимку свалились они в объятия Краба. Светлячок так хохотал, что чуть было не погас.

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»