Сказки нынче в моде у вполне зрелых людей. «Гарри Поттера» адресуют всем от 9 до 90, «Темные начала» — «взрослым сердцам», а на обложках книг Тоона ТЕЛЛЕГЕНА просто пишут: «Сказки для взрослых». Голландец Теллеген пришелся по сердцу русскому читателю — видно, потому, что дед Теллегена был родом из России и фамилия у него была Телегин. У нас вышло уже 6 сборников историй Теллегена: «Не все умеют падать», «Две старые старушки», «Поезд в Павловск и Остфоорне», «Почти взаправду», «Когда все бездельничали» и «Неужели никто не рассердится?» Причем в каждом из них можно найти «русский след».

Например, «Поезд в Павловск и Остфоорне» — это рассказы о России. России сказочной, не имеющей ни малейшего отношения к действительности, родившейся из дедовских баек. В этой стране возможны самые диковинные вещи. Изнывающий от голода монстр-медведь глотает людей городами. А то злобный царь истребляет ни в чем не повинных собак. А то люди вслед за Иудой вешаются в канун Пасхи. Тем не менее Теллеген искренне любит такую Россию — и даже слово «степь» звучит для него как волшебная песнь.

Книга «Две старые старушки» не может не вызвать в памяти Даниила ХАРМСА (не зря Теллегена прозвали «амстердамским Хармсом»). Пресловутые старухи обэриута воскресли в новом воплощении. Теперь они стали лесбиянками, полюбили вино и сапожный крем и регулярно умирают, чтобы преспокойно целоваться с подругой в новой сказке.

Цикл, к которому относятся прочие вышедшие у нас книги Теллегена, трудно назвать «сказками для взрослых». Потому как детям, для которых сочиняли свои весьма странные сказки обэриуты, незатейливые истории о животных не могут показаться «взрослыми». Герои Теллегена — Муравей и Белка, Черепаха и Слон, Жук и Богомол, Лебедь и Еж, которые «почти взаправду» отмечают дни рождения, «почти взаправду» шлют друг другу письма и «почти взаправду» рассуждают о смерти и о мире. Цапля горюет о том, что не умеет падать, Каракатица — страдает от одиночества, Жаба-Чесночница — калечит всех соседей, чтобы проверить, рассердятся они или нет.

Но почему «почти»? Ведь все эти зверюшки так похожи на нас с вами? Потому что здесь Бегемот может поселиться над солнцем, Жук — взвалить себе мир на плечи, а Сверчок — вывернуться наизнанку, чтобы разглядеть свои ощущения. Эти рассказы, вероятно, и могут заставить взрослых поразмышлять о своей нелегкой жизни — но не более чем любая хорошая детская сказка.

Теллеген напоминает, по крайней мере, сразу двух замечательных писателей, которые свои сказки «взрослыми» не называли: Дональда БИССЕТА и Сергея КОЗЛОВА. В историях Биссета черепаха крепко дружит с чайкой Оливией, тигренок теряет свои полоски, поросенок Икар мечтает летать, а статуя адмирала Нельсона помогает голубю купить булочку. Биссет пожизнерадостней, поизобретательней и непосредственней Теллегена, потому как не претендует на то, что между строчек простой сказки сокрыта высшая истина.

О сказках же Сергея Козлова должен помнить любой житель бывшей Страны Советов. Ведь благодаря гению режиссера Юрия НОРШТЕЙНА о «Ежике в тумане» узнали все. Еще кто-то вспомнит о «Львенке и Черепахе», еще кто-то — о мультфильме «Трям! Здравствуй!»… Сказки Козлова и Теллегена очень похожи — вплоть до сюжетных ходов и структуры текста. У Козлова Медвежонок и Ежик могут протирать по вечерам звезды, Белка — лазать по небу, Филин — слушать, как лунные зайцы играют ему старинную французскую песенку. Звери также размышляют, беседуют, радуются, сердятся, огорчаются, болеют, чистят уши и рога, пишут друг другу письма и ходят на войну. Трудно поверить, что Теллеген не прочел этих сказок. Только образы у Сергея Козлова глубже, ярче, осязаемее, сказки свои он не перенаселяет персонажами, да и мысли запрятаны в тексте более основательные. И несмотря на то что на сказках Козлова не стоит отметка «для взрослых», в них сквозит какая-то вселенская, совсем не детская грусть.

Думаете, выходит, как у переборчивой невесты: ах, если к ушам господина Т. приставить нос господина К.? Не призываю никому приставлять чужие носы. Намек в том, что писателей много хороших и разных, а читать их детьми или взрослым — личный выбор каждого.

© Издательство «Захаров»

Рекомендует Лиза Биргер

Голландца Тоона Теллегена в России очень любят и называют «амстердамским Хармсом». И правда, его короткие рассказы и стишки отсылают к русским абсурдистам. Для тех, кто повсюду ищет русские корни, Теллеген настоящая находка: его странная для голландца фамилия происходит от фамилии русского деда — Телегин. Так что налицо родство не только литературное.

Как большинство хармсовских стишков, русский Теллеген очень трудно вмещается в формат только детской литературы. Не каждый порекомендует детям сборник «Две старые старушки» про двух очень милых совсем стареньких амстердамских лесбиянок или «Как выздоравливал сверчок» про особенности депрессии у насекомых.

На самом же деле книг для взрослых у Теллегена только четыре, а вот для детей — более двадцати. «Мой папа» — именно детская книга, хотя, как весь Теллеген, она очень трудно поддается пересказу. Это рассказы маленького Оливера, папа которого — самый высокий человек в мире. Помимо выдающегося роста этот родитель обладает еще рядом сверхспособностей: может становиться невидимым, вытягиваться от дома до самой школы и шептать Оливеру на ухо подсказки на уроке, делаться маленьким, так что его можно таскать с собой в чемоданчике. Папа разобрал мир и снова собрал его, однажды спас планету, когда она утонула, знает все на свете и все на свете может сделать.

Вообще, подобные рассказы о папе более всего напоминают рассказы о супергероях, ведь каждому ребенку хочется исключительных родителей. И хотя фраза «сейчас я, конечно, преувеличиваю» встречается в книге только один раз, она вполне могла бы стоять там на каждой странице. Неважно, впрочем, что случалось, а что нет. Важно, что Теллеген отличный выдумщик, выдумал такого папу, которого сразу хочется присвоить. Но и не надейтесь: однажды соседский мальчик уже хотел обменять своего папу на папу Оливера. Ничего не вышло.

Пересказывать такие сказки — дело гиблое, как и пытаться анализировать их, разбирать, вычленять сюжет и описывать героев. Взгляд, который предлагает Теллеген, — взгляд не взрослого и не ребенка. Он сам находится где-то посередине, на третьей стороне. И хотя его территория открыта уже русскими абсурдистами, Теллеген продолжает исследовать ее. Потому что абсурд у него — не деконструкция языка и смыслов, а их зановоизобретение, расширяющее пространство литературы так, что в нем действительно становится возможно все: «Нет, мой папа действительно может все. Он может заставить ураганы успокоиться или, как это называется, стихнуть, то есть чтобы они больше никогда не дули так сильно. Он может высушить дождь высоко в небе, еще до того, как он упадет на землю. Он может потушить вулканы и угомонить землетрясения. И он очень хорошо тушит пожары».

18.05.2007 © «Коммерсант»