ОДНАЖДЫ УТРОМ ЛЕВ ТАК СИЛЬНО ИСПУГАЛСЯ САМ СЕБЯ, ЧТО умчался прочь и спрятался в кустах под дубом. Он сидел там, дрожал и твердо решил никогда больше не рычать и не смотреть страшным взглядом.

Но все-таки он понимал, что какие-то звуки ему нужны. Ведь никто не молчит. «Что же мне делать? — подумал он. — Пищать? Или жужжать?»

Он не мог решить вот так сразу, весь сжался, не поднимал глаз, и его всякий раз бросало в дрожь, когда он вспоминал, как громко он рычал. «Теперь всё, — подумал он, — с этим покончено».

В этот день мимо дуба проходила белка и увидела сидящего льва.

— Привет, лев, — сказала она.

— Привет, белка, — ответил лев. Он покраснел и попытался спрятаться в собственной гриве.

Потом он осторожно вытянул шею и поинтересовался:

— Можно у тебя кое-что спросить?

— Можно, — ответила белка.

— Как ты думаешь, что мне больше подходит? Пищать или жужжать? Или какой-нибудь другой тихий звук?

— А ты не будешь больше рычать? — спросила белка удивленно.

— Нет, — смутился лев.

— Понятно, — сказала белка. — Жужжать, жужжать… нет, наверное, лучше будет пищать.

— Спасибо тебе, — поблагодарил лев. — Тогда я буду пищать.

Он принялся тихонько попискивать и поглядывал при этом так смущенно, что белка не выдержала и ушла. В этот же вечер лев появился на дне рождения жука.

Он остался стоять у двери, в тени, тихонько попискивал про себя и отказывался от всего, съев только крошку торта. А когда муравей что-то спросил у него, лев зажмурился и ответил, что ничего не знает и никогда об этом не слышал. Он повесил голову и поплелся домой.

Так он теперь и жил, незаметный и трусливый. И только во сне он иногда громко и страшно рычал. Тогда кусты дрожали, деревья тряслись, а сам лев в ужасе просыпался.

— Помогите, — говорил он тогда сам себе и закрывал голову лапами.

Некоторые звери даже с тоской вспоминали тот ужас, который он когда-то на них нагонял. «Ох, как же мы тряслись от страха!» — говорили они и качали головами.

А мыши не понравилось, что лев тоже стал пищать.

Да и к тому же ей казалось, что этот писк никуда не годится. Но когда она однажды сказала об этом льву, он вдруг захныкал. Мышь быстренько извинилась и сказала, что лев очень неплохо пищит.

— Да? — спросил лев. — Ты, правда, так думаешь?

— Правда, — подтвердила мышь.

— Спасибо тебе, мышь, — сказал лев и вдруг так расчувствовался, что мышь испугалась, как бы он не растаял.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

В ДЕНЬ СВОЕГО РОЖДЕНИЯ КАРАКАТИЦА ПРИГОТОВИЛА ЧЕРНЫЙ торт и ждала гостей в пещерке на дне океана.

Но приплыл только морской скат. Он распилил торт на черные куски и молча слопал их.

— Слегка горьковат, каракатица, — пробормотал он с набитым ртом.

— Да уж, — сказала каракатица и мрачно посмотрела на него.

Скат очень быстро справился с угощением и спросил:

— А песни будут?

Каракатица кивнула, вытянула перед собой щупальца и пропела отвратительную песню, которая состояла исключительно из фальшивых нот. Скату песня не понравилась, но вслух он сказал только, что ему пора плыть дальше.

— Пока, скат, — попрощалась каракатица.

— Пока, каракатица, — ответил ей скат.

И каракатица осталась одна.

«Пропал день рождения», — подумала она. И по ее щеке покатилась чернильная слеза.

Она с отвращением доела остатки торта. Потом ей ужасно захотелось крикнуть: «Эй, ну где же вы все?!» — но она одумалась и промолчала.

«Вот всегда я так, — пришло ей в голову, — вечно мне надо одуматься».

И она представила себе, каково было бы однажды не одуматься и крикнуть взаправду, и тогда бы все ответили ей: «Здесь! Мы здесь!» — и все спустились бы к ней на дно… «Может быть, мы бы даже танцевали, — подумала каракатица, — в глубине и в темноте…»

Она почернела, погрустнела и, в конце концов, заснула в ложбинке на дне океана.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

— И ТЫ НИКОГДА НЕ ПАДАЕШЬ? — СПРОСИЛА БЕЛКА У ЦАПЛИ, которая как раз стояла в камышах на одной ноге.

— Нет, — ответила цапля. — Я не умею падать.

— А ты когда-нибудь пробовала? — спросила белка.

— Сто раз, — сказала цапля. — У меня не получается.

— Я думаю, все умеют падать, — решила белка.

— А я вот — нет, — возразила цапля. Они чуть-чуть помолчали. А потом белка потихоньку сказала:

— Я точно знаю, у тебя получится.

— Эй, лягушонок, — позвала цапля, повернув голову к лягушонку, сидевшему на большом листе кувшинки. — Я могу упасть?

— Ты — нет, — ответил лягушонок. — А я могу!

Он вытянулся, встал на одну лапку, покачнулся, поскользнулся, крикнул: «Ух ты!» — и шлепнулся на спину в воду.

Через несколько минут он снова вскарабкался на лист кувшинки и крикнул: «Ну как? Здорово я упал?»

— Да, — сказала цапля. — Здорово. Я так не умею. Но белка ей не поверила.

— А если ты подогнешь ногу, на которой стоишь? — спросила она. — Тогда ты наверняка упадешь.

— Я не могу согнуть эту ногу, — сказала цапля.

— Почему это?

— Она не гнется. — Цапля нахмурила брови и спросила: — Почему ты мне не веришь?

— А ты бы хотела упасть? — поинтересовалась белка.

— Очень бы хотела, — ответила ей цапля. — Очень-очень, — и по ее щеке скатилась слеза.

Белка решила позвать на помощь муравья и других зверей. Муравей считал, что падать умеют все. «Даже кит, — сказал он. — И даже червяк». Он был абсолютно в этом уверен.

И совсем скоро на берегу реки собралось множество зверей. Они все хорошо умели падать и от души хотели помочь цапле.

Первая идея пришла в голову слону. Вместе с носорогом они хорошенько разогнались и изо всех сил врезались в цаплю. Ну и сильный же был удар!

Носорог со слоном повалились на спину и барахтались в воде, очень расстроенные.

А цапля так и стояла на одной ноге, она только вскрикнула: «Ой!»

Потом и другие звери пытались свалить цаплю. Они толкали ее, незаметно подкрадывались и кричали ей в самое ухо, рассказывали дурацкие истории, раскачивали у нее перед клювом вкусно пахнущим тортом из рыбьей чешуи и со всей силы наступали ей на пальцы. Цапля не падала.

— Но ведь у всех бывают дни, — пробормотал крот, который был занят сооружением подземного хода под цаплиной ногой, — когда все так и валится. Разве нет?

— Ну да, — сказал муравей. — Бывают такие дни.

Когда солнышко скрылось за горизонтом, звери бросили свои попытки и отправились по домам.

А цапля осталась одна, в сумерках, в камышах у берега реки. «А я все стою и стою», — печально подумала она. Время от времени она поглядывала на лягушонка, а тот снова и снова пытался запрыгнуть на лист кувшинки, но каждый раз соскальзывал и падал в воду.

КОГДА В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО БЕЛКА ВЫШЛА ИЗ ДОМУ, она увидела слона.

Он сидел на маленьком облачке высоко в воздухе, прямо над ивой.

— Белка! — закричал слон и помахал ей ногами и хоботом.

— Что? — крикнула белка в ответ.

— Как мне отсюда слезть?

— Я думаю, тебе придется упасть, — прокричала белка.

— Упасть?

— Да.

— Как это?

— Ну? — замялась белка, — как бы тебе объяснить?

Утро было теплым, солнце медленно карабкалось по макушкам деревьев, и облачко становилось все меньше.

— Ты не могла бы мне показать? — попросил слон с тревогой в голосе.

— Хорошо, — сказала белка и со страшным шумом свалилась на землю с верхушки бука.

Она поднялась, потирая шишку на затылке и погнутый хвост, и глянула на небо.

— Ух ты! — крикнул слон. — И это называется «падать»?

— Да, — охнула белка.

И слон тоже бросился вниз.

Только у него это получилось не так хорошо, как у белки, он как будто кружился, но как-то по-особенному, очень быстро. В конце концов, пролетев мимо ивы, он вверх тормашками плюхнулся в воду посреди камышей.

Из-за того, что падал он очень быстро, он сразу оказался на дне и, пробив крышу, влетел в домик водяной улитки.

— Разве я тебя приглашала? — удивленно спросила улитка, когда слон с шумом плюхнулся в ее кресло.

— Вроде нет, — простонал слон.

— Вот и славно, — сказала улитка, — значит, мне не надо думать, чем тебя угостить.

— И она потерла руками.

— А впрочем, может, у меня что-нибудь и найдется, — продолжила она. — Поискать чего-нибудь? Что ты любишь?

И она со стуком распахнула дверцу кухонного шкафчика.

— Я упал с неба, — тихонько поведал слон. — С облака.

— Да? — сказала улитка, целиком засунув голову в шкафчик. — То есть, я хотела сказать: ничего себе!

Потом они сидели напротив друг друга и ели сладкие водоросли, запивая их мутной водой.

Слон изо всех сил старался объяснить улитке, что значит: падать. Улитка никогда о таком не слышала.

— Это так же, как медленно плыть? — спросила она.

— Приблизительно, — сказал слон. — Очень приблизительно.

— Мама дорогая, — удивилась улитка. — Бывает же такое.

Слон в очередной раз положил ногу на ногу, стряхнул с хобота прилипшие крошки грязи и сказал:

— Это я не говорю о том, что можно летать.

— Да уж, — сказала улитка. — И не говори.

Она покачала головой и снова наполнила тарелку слона.

В то утро они поговорили о том, каково это — прыгать, и слон сказал, что это немного похоже на ползать и на плескаться.

— Ты умеешь плескаться? — спросила улитка.

Слон немного подумал и, поколебавшись, сказал:

— Боюсь, что нет.

— Я тоже не умею, — сказала водяная улитка. — Но это мое самое заветное желание — тихонько поплескаться, если бы я умела…

Слон наморщил лоб, и еще долго они сидели молча в домике улитки на дне реки.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ МУРАВЕЙ И БЕЛКА СИДЕЛИ РЯДОМ НА ВЕТКЕ у двери белкиного дома. Взошла луна. Белка и муравей ели сладкие буковые орешки с медом. Они долго молчали. Потом муравей спросил:

— Ты никогда не устаешь от меня, белка?

— Я? — переспросила белка. — Нет, что ты.

Муравей помолчал, а потом сказал:

— Это вполне может случиться.

— Нет, — возразила белка. — Не может. Как я могу устать от тебя?

— Очень даже можешь, — сказал муравей. — От всего устаешь. Все на свете надоедает. Тебе ведь надоедают иногда буковые орешки?

— Буковые орешки… — повторила белка. Она глубоко задумалась, но так и не смогла припомнить, чтобы ей надоели буковые орешки. «Но ведь как знать», — подумала она.

— Но ты мне никогда не надоешь! — сказала она.

— Надо же, — сказал муравей. Долгое время они молчали. Тонкие перышки тумана поднимались из кустов и, медленно извиваясь среди деревьев, исчезали в лесу.

— Я иногда устаю сам от себя, — сказал наконец муравей. — Ты — нет?

— А что именно у тебя устает? — поинтересовалась белка.

— Не знаю, — ответил муравей. — Просто устаю. Весь целиком.

Белка никогда о таком не слышала. Она почесала за ухом и задумалась о самой себе. И когда она продумала о себе довольно долго, то неожиданно и правда устала от себя самой. Странное это было чувство.

— Да, — сказала она. — Теперь я тоже от себя устала. Муравей понимающе кивнул.

Был теплый вечер. Вдалеке что-то кричала с дерева сова, а высоко в небе висела луна, большая и круглая.

Муравей и белка молчали и отдыхали сами от себя. Время от времени они вздыхали, хмурили брови и грызли орешки с медом. И только совсем поздно, когда луна уже почти закатилась, они отдохнули и заснули.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

ЖУК-ДОКТОР СИДЕЛ В КРЕСЛЕ У ОКНА И ВЗДЫХАЛ. Он устал и хотел часок-другой вздремнуть, но тут в дверь постучали.

— Кто там? — спросил он.

— Я, — ответил голос. — Сверчок.

Дверь открылась, но на пороге никого не было.

— Вы где? — спросил жук.

— Я только голос сверчка, — ответил голос, — остальное подойдет попозже.

Жук-доктор глубоко вздохнул. «Ну и работенка у меня», — подумал он.

Через несколько минут в открытое окошко влетел запах сверчка и закружился по комнате, а ветер принес его лапки, челюсти и тельце и разложил все это на ковре.

Сразу после этого в комнате вдруг стало как-то неспокойно. Это были мысли сверчка, которые одна за одной влетали в комнату.

— Я взорвался, — сказал голос.

— Вижу, — ответил жук.

— Вы можете меня собрать?

— Конечно, — сказал жук.

«Вечно мне приходится помогать, когда кто-нибудь взрывается», — подумал он.

И уже совсем скоро сверчок был собран. Он хмурил брови, поднимал коленки к подбородку и даже немног поразмахивал курткой. Все чати тела работали отменно.

Он поблагодарил жука, но все-таки вышел из комнаты грустным, потому что все его веселые мысли доктор незаметно припрятал. «Они мне самому сегодня пригодятся,» — подумал жук.

Когда сверчок скрылся из виду, жук взобрался на стол, вложил себе в голову веселые мысли и сплясал короткий танец. При этом он то и дело покрикивал: «Охо!» — а ведь раньше он никогда такого не кричал. И даже не слышал, чтобы это делал кто-нибудь еще.

А потом он с удовольствием вздремнул часок в своем кресле у окна.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

НА ВЕЧЕРИНКЕ У ВЕРБЛЮДА СВЕТЛЯЧОК СИДЕЛ РЯДОМ С ДОЖДЕВЫМ ЧЕРВЯКОМ.

Светлячок вспыхнул и сказал:

— Знаешь, чего я иногда боюсь, дождевой червяк?

— Не знаю, — сказал червяк.

— Что я однажды не смогу засветиться.

— Ой, — сказал дождевой червяк, — мне и подумать страшно, что я вдруг начну светиться.

Они удивленно уставились друг на друга. Надо признать, это был весьма странный разговор, и на какое-то время оба замолчали.

Наконец светлячок спросил:

— И тебе совсем не хочется хотя бы разок засветиться, дождевой червяк, хотя бы совсем маленькой искоркой?

— Нет, — ответил дождевой червяк. — Мне, наоборот, хотелось бы уметь все вокруг тушить. Но только… как это сделать?

Он взглянул на луну и грустно вздохнул.

— О солнце я вообще молчу, — сказал он.

— Какие мы все-таки разные, — сказал светлячок.

— Да, — подтвердил дождевой червяк.

А потом они танцевали. Светлячок светился так нежно, что вокруг было почти темно. А глаза дождевого червяка так и сияли, хотя он ужасно переживал из-за этого и то и дело прикрывал их.

Был тихий вечер на краю пустыни. Довольный верблюд сидел и пересчитывал подарки. Кто-то из зверей потихоньку доедал торт. А остальные заснули.

Дождевой червяки и светлячок все танцевали и танцевали.

Но когда взошло солнце, дождевой червяк сказал:

— Мне пора. Пока, светлячок…

И исчез под землей.

— Пока, дождевой червяк, — сказал светлячок. Он еще поразмышлял несколько минут, а потом полетел прочь, в сторону леса. Вдалеке над деревьями поднималось солнце. Светлячок смотрел на него с восхищением.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

— МНЕ ПОРА СОБИРАТЬСЯ В ДОРОГУ, — сказал муравей однажды утром.

Они сидели на ветке перед домом белки. Белка только что проснулась и зевала.

— И не спрашивай, обязательно ли мне уходить, — сказал муравей, — потому что я должен уйти.

— Я и не спрашиваю.

— Нет, ты как раз собиралась спросить, не надо меня обманывать.

Белка молчала.

— Единственное, что мы еще можем сделать, — сказал муравей, — это спокойно попрощаться.

— Верно, — ответила белка.

— То есть никакой жалости и слез и никаких «я буду по тебе скучать» и «возвращайся скорей». Ты же знаешь, я терпеть этого не могу…

Белка кивнула.

— Ты не могла бы встать на порожке… — попросил муравей.

Белка встала на порожек.

Муравей протянул ей лапку и сказал:

— Ну что ж, белка, тогда до свидания.

— Пока, муравей, — сказала белка. — Счастливого пути.

Ну муравей остался недоволен прощанием и не ушел.

— У тебя же комок в горле, белка, — сказал он. — Я же слышу!

Они снова попытались попрощаться, и на этот раз муравей заметил в одном глазу белки слезинку, и еще ему не понравилось, как она сказала: «Счастливого пути!»

— Ты переживаешь, белка, страшно переживаешь, я вижу!

Белка молчала.

— Успокойся наконец! — крикнул муравей.

Они попробовали еще раз, и теперь белка сказала «Приятного пути» — а потом попробовали совсем без слов и не глядя друг на друга. Белка была спокойна как никогда.

Но муравей все равно был недоволен.

— Так я не могу уйти, — сказал он обиженно. — Хотя я действительно должен. Правда должен!

— Я знаю, — потупилась белка.

Потом они молчали, сидя в лучах заходящего солнца на ветке перед белкиным домом. В лесу пахло соснами, где-то вдалеке пел дрозд.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

ОДНАЖДЫ СВЕРЧОК ОТКРЫЛ МАГАЗИН, В КОТОРОМ собирался продавать списки подарков, которые звери хотели бы получить ко дню рождения. Ведь большинство из них никогда не знали, чего бы такого им захотеть ко дню рождения.

Сверчок сидел на стуле за прилавком и с нетерпением ожидал покупателей.

Первым появился носорог. День рождения у него был на следующей неделе, и он не знал, какой подарок ему хотелось бы получить.

— Так, так! — сказал сверчок.

Он взял лист бумаги и написал:

Подарки для носорога:

Потом он вышел из-за прилавка, несколько раз обошел вокруг носорога, что-то пробормотал себе под нос, приподнял одно носорожье ухо, заглянул в него и вернулся на свое место.

В списке подарков он написал:

Травяной торт

— Травяной торт? — переспросил носорог.

— Ну да, — сказал сверчок. — Я тебе его подарю. Из жесткой травы, с лютиками и сладким клевером.

— Ладно, — сказал носорог. — Только добавь туда, пожалуйста, немножко чертополоха.

Сверчок задумался очень глубоко и очень надолго, закрыл глаза, почесал в затылке и потом написал под травяным тортом:

Все подряд.

— Что это значит? — удивился носорог.

— А ты не знаешь? — спросил сверчок.

— Нет.

— Ну вот, — сказал сверчок. — Тогда это абсолютно правильно. Потому что про подарки ты знать не должен. Поэтому я и назвал это: все подряд.

Он несколько раз подпрыгнул от удовольствия так, что полы его куртки запрыгали вместе с ним.

Носорог забрал список с собой и показывал его всем, кому только мог, — но травяной торт уже был вычеркнут, ведь его должен был подарить сверчок.

А неделю спустя, в день рождения, носорог получил от сверчка в подарок травяной торт с чертополохом, а остальные звери дарили ему все подряд. И носорог очень радовался.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»

— А ЧТО, ЕСЛИ У МЕНЯ ВДРУГ ПРОТЕЧЕТ ПАНЦИРЬ? — СПРОСИЛА однажды черепаха у белки.

— Ну… — сказала белка. — Тогда и посмотрим. Сейчас ведь нет дождя?

— Нет, но если вдруг пойдет дождь и если вдруг панцирь протечет…

— Не надо так переживать, черепаха, — сказала белка и ободряюще похлопала ее по панцирю.

Черепаха вздохнула.

— А если вдруг у меня земля уйдет из-под ног, и я повисну в воздухе. Что тогда?

Этого белка тоже не знала. Не знала она и что будет, если черепаха вдруг не сможет ползать или ей целый день придется горевать. А ведь ей этого совсем не хотелось.

— А если это все-таки случится, белка, — спросила черепаха в отчаянии, — и мне придется целый день горевать…

Белка попыталась себе это представить, и эта картина совсем ей не понравилась.

— Скажи, белка, я — грустная? — спросила черепаха.

— Да, — ответила белка, — я думаю, ты сейчас rpycтная.

— Правда? — спросила черепаха и удивленно улыбнулась. — А я и не знала, что могу быть грустной. Так-так. Значит, сейчас я грустная.

Она радостно огляделась по сторонам и издала какой-то странный звук, как будто хрюкнула.

— Но теперь ты уже не грустная, — сказала белка.

— Да? — спросила черепаха, и лицо ее помрачнело.

— А теперь опять грустная.

— Правда? — спросила черепаха. — Как трудно быть грустной!

И она задумчиво нахмурила лоб.

Белка подтвердила, что и в самом деле быть грустной очень непросто и что ей самой это ни разу не удавалось.

Черепаха засияла от гордости, но тут же спохватилась и постаралась опять тревожно нахмуриться.

Тоон Теллеген. «Не все умеют падать»