— КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, пройдем мы когда-нибудь? — спросил однажды Муравей.
Белка уставилась на него с удивлением.
— Ну, вроде как праздник проходит, — сказал Муравей.
Белка все еще не понимала.
Но Муравей поглядел вдаль, куда-то сквозь деревья, и сказал:
— Не знаю, не знаю… — И на лбу его залегли морщины.
— Так как же это мы пройдем-то? — недоумевала Белка.
Муравей смешался.
— Когда праздник кончается, все расходятся по домам, — сказала Белка. — Когда кончается путешествие, тогда потирают ручки и заглядываю в буфет — не найдется ли там еще горшочек меду… А вот если мы пройдем…
Муравей помолчал, потом загадочно похрустел усиками.
— Это еще что такое? — удивилась Белка.
— Да вот голову ломаю, — ответил Муравей.
Повисло длительное молчание.
Потом Муравей поднялся, заложил руки за спину и принялся мерять шагами комнату.
— Все голову ломаешь? — спросила Белка.
— Угу, — сказал Муравей.
— Ну и как?
— Да никак.
В конце концов Муравей снова уселся.
— Не знаю, — сказал он. — Вообще-то я ведь все знаю, скажи, Белка…
Белка кивнула.
— А чего я не знаю, — продолжал Муравей, — того и не бывает. Но вот насчет того, что мы пройдем…
Он покачал головой.
Белка налила еще чаю.
Муравей рассеянно отхлебнул из чашки.
Тоон Теллеген. «Все равно тебя не брошу»
ШИРОКО РАСПАХНУТЫМИ ГЛАЗАМИ глядела Белка на окружающий мир.
Был теплый летний день. Вон там из черной земли поднималась острая зеленая травинка. А там лежал камешек, расписанный серыми завитками, а там — корень бука, о который она только что споткнулась и возле которого она сидела и широко распахнутыми глазами глядела на мир. Мир!
Белка тряхнула головой и решила глядеть на мир внимательней. Она подхватила камешек и в его белой сердцевине разглядела две небольших дырочки. Белка вгляделась, и на дне одной из дырочек увидела пылинку, а посреди этой пылинки разгуливал, со слезами на глазах, в которых отражалось окно, за которым…
В этот момент Белка почувствовала у себя на плече чью-то руку.
— Погоди! — отмахнулась Белка, но отверстие камешка закрыла тень. Белка обернулась. Прямо перед ней маячила дружелюбная физиономия Жирафа.
— Белка! — сказал Жираф.
Белка тряхнула головой и сказала:
— Ну вот, Жираф, ты мне все испортил. Я познавала мир все больше и больше, проникала в него все глубже и глубже, чуть было в окно не заглянула… а тут ты…
— Идешь со мной? — не дослушав, спросил Жираф.
— Куда?
— В поисковую экспедицию.
— А что мы собираемся искать?
— Ну, если б я знал, это была бы уже не поисковая экспедиция.
Белка снова вздохнула. Она устала от поисковых экспедиций. Они постоянно ходили в поисковые экспедиции, и всякий раз открывали что-нибудь новое. Ничего нового в этом не было. Она отшвырнула камешек, и он, просвистев над самой дорожкой, исчез в зарослях.
— Ладно, — сказала она. — Идем в твою поисковую экспедицию.
Она припустилась за Жирафом по направлению к опушке леса. Там они открыли Муравья, который лежал себе и спал, и Медведя, глодавшего какую-то перемазанную медом штуковину. Там же они открыли, какая в этот день стояла жара, и уселись на берегу канавы, тянувшейся вдоль луга. Все вместе они открыли так же, как легко бывает заснуть без задних ног на краю света.
Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»
— ПОРА МНЕ в путь-дорогу, — заявил Муравей как-то утром.
Они сидели на ветке перед белкиной дверью. Белка только что проснулась и еще зевала.
— И даже не спрашивай, так ли уж это надо, — предупредил Муравей. — Потому что надо.
— А я и не спрашиваю, — сказала Белка.
— Нет, но ты уже рот раскрыла, чтобы спросить, уж сознайся честно.
Белка промолчала.
— Лучшее, что мы можем сделать, — сказал Муравей, — это проститься спокойно.
— Да, — сказала Белка.
— Я имею в виду, без причитаний и слез и всяких там «ах как я буду по тебе тосковать» и «возвращайся скорее» — ты знаешь, Белка, я эти дела терпеть не могу…
Белка кивнула.
— Ну, вот теперь давай вставай на пороге… — сказал Муравей.
Белка встала на пороге.
Муравей протянул ей руку и сказал:
— Ну, Белка, бывай здорова.
— Давай, Муравей, — сказала Белка. — Счастливо тебе.
Но Муравей остался недоволен прощанием и не уходил.
— У тебя в горле комок, Белка, — сказал он, — что я, не слышу, что ли!
Они попробовали проститься еще раз, и на этот раз Муравей заявил, что приметил слезинку в белкином глазу и что «счастливого пути» прозвучало без должного счастья в голосе.
— Да ты же сейчас разревешься, Белка, просто разревешься, что я, не вижу, что ли!
Белка молчала.
— Ну-ка давай спокойненько! — заорал Муравей.
Они попробовали еще раз «наисчастливейшего пути», потом вообще без слов, не глядя друг на друга. Белка старалась изображать небывалое спокойствие. Но на Муравья было не угодить.
— Нет, так я в путь-дорогу не могу, — заключил он удрученно. — А ведь мне надо. Мне в самом деле надо!
— Да, — сказала Белка.
Они умолкли и в лучах восходящего солнца уселись на ветку перед белкиным домом. В лесу пахло сосновой хвоей, вдали распевал дрозд.
Тоон Теллеген. «Все равно тебя не брошу»
НИ ДНЯ Белка не сидела дома. По утрам она скатывалась со своего бука в мох, а то и с кончика нависшей над прудом ветки — прямо на спину Стрекозе, и та безропотно переносила ее на другой берег. Белка никогда не выбирала тропинок, а просто пускалась по первой попавшейся. Но, если тропинка разветвлялась, Белка непременно сворачивала на боковую и, если ей удавалось забыть планы на сегодняшний день, она их забывала.
Как-то раз по дороге к Слону, — он собирался переезжать и ему требовалась помощь — она увидела извилистую песчаную тропку, уводящую зигзагами вбок. У тропки стоял указательный знак: «Путь на край света».
«Туда-то мне и надо!» — решила Белка. Но, к ее разочарованию, там вскоре опять обнаружилась боковая тропинка, на которую она просто не могла не свернуть, даже если ей этого и не хотелось.
«Тупик», — гласил указатель. Чуть ли не через силу ступила Белка на тропинку, и та почти сразу завела ее в раскидистый шиповатый куст, в упорном сражении с которым Белка изодрала себе шкурку, а потом скатилась в канавку и уснула под одеялом из палой листвы.
Проснувшись, она обнаружила, что уже вечер и можно не вставать.
На следующее утро она выбралась на дорогу, которая безо всяких там разветвлений, ответвлений и боковых тропинок вывела ее к пляжу. На берегу лежала лодка. Белка забралась в нее и поплыла к горизонту, потом дальше, за край моря, лавируя в айсбергах, по зеркальной глади все к новым и новым горизонтам. Она то ухала с высоты прямо в гигантские водовороты, то перелетала с гребня на гребень белопенных волн.
Солнце все росло и росло, а может быть, просто становилось ближе.
В конце концов волна выбросила Белку на берег, и там, на далеком берегу, с ней произошли приключения столь многочисленные и столь удивительные, что, вернувшись, она рассказывала о них еще недели спустя. До тех пор, пока Муравью и Ежу, двум ее приятелям, это не надоело, и они ей так прямо об этом и не заявили.
— И там еще повсюду такие… — заводила было Белка.
— Уймись! — орал Муравей.
Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»
КАК-ТО В ОКЕАНЕ ВСТРЕТИЛИСЬ КИТ И КАШАЛОТ.
— Привет, Кашалот, — сказал Кит.
— Привет, Кит, — сказал Кашалот.
Они кивнули друг другу, не зная, о чем бы им таком поболтать.
— Не спится мне, — пожаловался наконец Кашалот после некоторого раздумья. — Вот, круги нарезаю тут…
— Хочешь, и я с тобой? — предложил Кит.
— Ну, давай, — согласился Кашалот.
И они поплыли вместе.
Кашалот поведал Киту, что вообще никогда глаз не смыкает. Что даже и вспомнить не может, когда он в последний раз-то спал. Гигантские слезы катились по его серым щекам и падали в соленую океанскую воду.
На это Кит, покачав головой, ответил, что когда ему не спится, он думает о том, что он очень хотел бы увидеть во сне. Сам придумал, сказал он.
— Да ну? — воскликнул Кашалот,
— Чистая правда, — сказал Кит. — А потом я быстренько засыпаю, чтобы мне сниться начало. Знаешь, как здорово!
— Хм, — сказал Кашалот.
— Тебе, Кашалот, надо бы тоже разок попробовать.
— Ты думаешь?… — сказал Кашалот без особого энтузиазма.
— Ну, что ты хочешь, чтобы тебе приснилось?
— Ну, это… — начал Кашалот и задумался. — Если честно, — сказал он наконец, — я бы хотел, чтобы мне приснилось, что у меня есть синяя шляпа, не такая чтобы очень большая, но такая чтобы совсем синяя, и что лежу это я под ивой, в тенечке, в шляпе в своей, и что все проплывают мимо, кланяются и говорят: «Шикарная шляпа у тебя, Кашалот!», — а я киваю и отвечаю: — «Ну да, вот, шляпа моя…».
Он умолк и устремил мечтательный взор в океан, на водную гладь.
— Вот и все, — тихо закончил он.
— Сладких снов тебе, — сказал Кит.
Кашалот немедленно уснул, и снилось ему, что лежит он под ивой, в тенечке, на голове у него синяя шляпа, а все остальные звери — Черепаха, Сверчок, Ёж, Белка, — ломают перед ним свои красные шапки.
«Добрый день, Кашалот, — говорят они. — Ну до чего же потрясающая шляпа у тебя!»
«Привет, Сверчок» и «Привет, Ёж» и «Привет Белка», — говорит Кашалот и застенчиво приподнимает свою шляпу перед каждым из них.
Так лежит он, а солнце бьет сквозь ивовые ветви, и по лесу разносится солоноватый запах торта из морской травы.
Кит полюбовался счастливой улыбкой на лице Кашалота и поплыл дальше.
— А мне о чем бы таком помечтать? — спросил он себя и придумал что-то настолько приятное, что немедленно уснул и так, во сне, медленно поплыл через весь океан, домой.
Тоон Теллеген. «Они ещё спали»
— ВОТ Я ЗАЖМУРЮСЬ, — сказала Белка, — и произойдет что-то удивительное.
Она уселась на ветке перед дверью, и удивительное началось немедленно.
Поднялся ветер, ветка задрожала и Белка, как была зажмурившись, свалилась вниз. На левом плече у нее вздулась шишка.
— Уй, — сказала она.
Она встала, побрела по тропинке через лес к пруду и уселась там на травку.
— Я что, неправа? — сказала она самой себе.
— Неа, не права, — ответила она самой себе и вскочила.
«Как это я могу думать, что-то, что только что случилось, не удивительно?» Она крутанулась вокруг себя, размахивая руками, но не смогла себя обнаружить.
— Дрейфишь, Белка, — заявила Белка самой себе. — Вот так-то.
— Ха, — ответила Белка самой себе. — Это я-то. Да как ты смеешь.
Она хотела было дать сама себе пинка, но промахнулась и упала, и снова ушибла плечо.
— Уй, — сказала она опять.
— Так тебе и надо, — сказала она в ответ самой себе.
— Ну, попробуй еще только… — было ответом.
Она кое-как поднялась, но ей больше не стоялось на месте. С бешеной скоростью она вертелась волчком. И, как ураган, взвивающий камни, песок и ветки, Белка, крутясь, взмыла ввысь и исчезла в облаках.
— Ой, худо мне, — подумала она, — ой, тошно мне. Но это в самом деле невероятно! Тут уж не поспоришь.
— Нет, не поспоришь, — на этот раз без колебаний согласилась она с собой.
Она еще долго стремительно ввинчивалась в пространство, и чуть было совсем не пропала среди звезд. Но тут ей как раз попался навстречу Королек, который отбился от своих и горько плакал. Он наплакал и на Белку. Слезы тут же брызгами разлетелись с нее, но приостановили вращение. В конце концов она неподвижно повисла в небе, перед тем как начать долгое падение назад, в лес, указывая Корольку путь домой.
— Невероятно, — сказала она самой себе.
— Ну и что же тут такого невероятного? — спросила она немного погодя.
— Прекратииииииииии — раздался голос летящей в пруд Белки, и до самых верхушек деревьев взметнулась вода.
Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»
ПРОГУЛИВАЯСЬ как-то раз по опушке леса, Белка и Муравей набрели на разрушенный домик.
Муравей взобрался Белке на спину и заглянул вовнутрь через разбитое окно.
— Ну, что там? — спросила Белка.
— Пыль, — ответил Муравей. — Пылища повсюду.
— Похоже, там уже сто лет никто не живет, — сказала Белка.
— Давай зайдем, — сказал Муравей и спрыгнул вниз.
Он толкнул дверь и шагнул через порог.
Внутри было темно, царил затхлый запах запустения. Белка, помаргивая, вошла вслед за Муравьем.
— А вот интересно, кто тут раньше жил? — спросила она.
— Тсс, — сказал Муравей.
Они огляделись по сторонам, привыкая к темноте. Муравей взял в руки лежавшую на столе книгу и сдул с нее пыль.
— Гляди-ка, — сказал он.
Книга забвения — прочла Белка.
— Это еще что такое? — удивилась она.
Муравей раскрыл книгу. В оглавлении на первой странице стояло: Забыть, Заплутать, Забросить, Запамятовать, Завянуть, Затухнуть, Затеряться и Закончиться.
— Закончиться, — пробормотала Белка. — Ну-ка, ну-ка, поглядим.
Она выхватила у Муравья книгу и раскрыла на последней, самой зачитанной странице:
«… и в конце концов все… » — прочла Белка.
Страница была порвана, как будто бы ее пытались перевернуть в страшной спешке.
— Дальше не читай! — воскликнул Муравей, выхватил книгу из Белкиных рук, захлопнул ее и затолкал куда-то в пыльный угол.
Потолочные балки трещали, хлопала полураскрытая оконная створка.
— Ветер, — сказала Белка.
— Не ветер это, — сказал Муравей. На улице было тихо.
— Кто же тут жил-то все-таки? — спросила Белка.
— Я так думаю, — сказал Муравей, — что никто тут никогда не жил.
Белка озабоченно нахмурилась и вслед за Муравьем вышла за дверь. Они побрели назад, в лес.
— Не оборачивайся, — сказал Муравей.
Белка обернулась и увидела, что дом исчез. На его месте цвел пышный розовый куст. И маленькое темное облачко просочилось в Белкины мысли и упрямо засело там.
Тоон Теллеген. «Все равно тебя не брошу»
— ИДИ-КА ЧТО ПОКАЖУ, — сказала Белка, подмигивая Муравью, сидевшему на стуле у окна. Муравей встал и последовал за ней.
Белка подошла к шкафу, сняла с полки книгу, положила ее на стол и раскрыла на заложенной травинкой странице.
— Гляди, — сказала она.
Муравей склонился над книгой и увидел картинку, но не разобрал, что на ней было нарисовано.
— Да, — сказал он, чтобы не показаться невежливым.
— Ну? — спросила Белка.
— Да-да, — повторил Мупавей.
— Правда, странно?
— А кто это? — осторожно поинтересовался Муравей. Он опасался, что за этим последует разговор, из которого он ничегошеньки не поймет.
— Ты что, не видишь? — удивилась Белка.
— Да… это… что-то глаза у меня сегодня… может, капель каких принять…
— Собака!
— Собака?
— Ну да. А ты бы не и подумал?
Муравей промолчал.
Они долго разглядывали изображение Собаки в книге, которую Белка этим утром одолжила у Дятла.
Как-то раз, давным-давно, Собака появилась в лесу, и большинство зверей успело на нее взглянуть. Она лаяла, носилась кругами и всюду совала свой нос, но ни с кем и словом не перемолвилась.
Через некоторое время она принялась выть. Все, кто это слышал, содрогнулись. Сыпались листья с ветвей, облетала древесная кора, рушились кротовины.
Вой продолжался недолго. Собака внезапно насторожилась, будто бы что-то заслышала. В лесу сделалось тихо-тихо. Все, затаив дыхание, выглядывали из-за ветвей и листьев. И тогда Собака убежала из леса, через канаву, в луга и в конце концов за горизонт. Больше она не вернулась.
Звери еще долго судачили о ней, но никто никогда так и не понял, зачем она приходила.
Белка закрыла книгу и посмотрела на Муравья.
— Вот так, — сказала она, кивнула, сдвинула брови и почувствовала себя очень важной, как будто она была единственной владелицей некоего редкого воспоминания.
Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»
БЕЛКЕ НЕ СПАЛОСЬ. Она слонялась от двери к шкафу, обходила стол с одной стороны, задумчиво останавливалась перед шкафом — открывать или нет, — не открывала, обходила стол с другой стороны и начинала все сначала.
«Вот так вот и буду бродить до самого утра», — думала она. Ей не хотелось ни спать, ни даже прилечь.
Внезапно снаружи, из темноты, до нее донеслись голоса. Белка прижалась ухом к стене.
Слышно было довольно отчетливо. Говорили о ней.
— Вот тут живет Белка.
— Да ну?
— Ага.
— А что она вообще за личность?
— Белка-то?
— Ну да.
— Ну… что тебе сказать… как бы это выразиться… Она очень ешкиндрын.
«Чего?» — чуть было не завопила Белка, но вовремя остановилась.
— Ёшкиндрын? — переспросил один голос.
— Угу, — подтвердил другой.
— Ой, как интересно. И что, она всегда такая?
— Да почти.
— А когда она не такая?
— Тогда она пумпурум.
— Да ну, правда, что ли?
— Чесслово!
— Ух ты…
Белка пожалела, что ухо у нее не может пролезть сквозь стену. Ей так хотелось разобрать, какая же это она такая почти всегда и какая — когда она не такая.
— Да брось ты, — сказал один голос.
— Правду тебе говорю, — сказал другой.
— И вот тут вот она и живет?
— Ну.
Наступило молчание.
— Да уж, — сказал один голос, — нечего сказать.
— Во дела… — сказал другой.
Белка чуть было не лишилась чувств. Из глаз ее брызнули слезы. Ну чего они так мямлят? И кто они, вообще говоря, такие? Что они там делают, глухой ночью?
Голоса тем временем замерли вдали. «Едррн», услышала она. И «шишшк». И больше ничего.
Белка бросилась навзничь на постель и уставилась в потолок. Довольно долго она раздумывала над тем, какая же это она такая. «В любом случае, — думала Белка, — в настоящий момент я совершенно безотрадна. Если бы я сейчас говорила сама с собой, я бы сказала: лично мне Белка кажется совершенно безотрадной. Да, ответила бы я, мне тоже».
И тут Белка подскочила. «Ну конечно!» — сказала она самой себе, спрыгнула на пол, подбежала к шкафу и выдвинула ящик, из которого извлекла письмецо, написанное маленькими корявыми буковками — как-то раз, давным-давно, его подсунули ей под дверь.
Дорогая Белка,
Мне кажется, Вы — совершенно необыкновенная.
Ну просто совершенно необыкновенная.
Письмо было без подписи, — на последних словах листок обрывался.
Белка долго ломала голову над тем, кто бы мог его послать. Но этого ей узнать так и не довелось.
Она распахнула окно. В буковых ветвях висела низкая луна, и в ее свете Белка принялась читать письмо вслух, громко-громко.
В лесу было тихо. Мерцали редкие звезды.
«Может, они меня еще и услышат, — подумала она, — и скажут друг другу: «Да, и впрямь, она всегда такая, такая необыкновенная… »
Потом она закрыла окно и вернулась в постель.
Тоон Теллеген. «Они ещё спали»
ЛЕТО БЫЛО В САМОМ РАЗГАРЕ и листва бессильно свисала с деревьев, томясь по осенней поре, когда, наконец, можно будет начать опадать и, кружась, стелиться ковром и менять цвет, когда сделается свежо и светло, и прозрачные дождевые капли повиснут на каждой веточке и на каждом побеге. В один из таких дней Белка отправилась в морское путешествие.
Она села в лодчонку, зачаленную у берега реки. Лодчонка была круглой, как заходящее солнце, так что было непонятно, где у нее нос, а где — корма, и Белка не могла решить, в какую сторону ей грести. Она втянула весла в лодку, и течение подхватило ее и понесло по реке.
Яркое солнце играло бликами на Белкиной мордочке, и она видела в воде свое отражение, утирающее со лба беспрестанно струящиеся с темени капли пота.
В голове ее теснились мысли. Они не давали ей покоя. Ей не хотелось думать, но мысли ее не слушались. Они были сильнее, чем ее воля.
Мысли придумали, что Белка сидела не в лодке, а на сковородке, стоявшей на огне. В ужасе Белка подскочила. Лодка резко накренилась и перевернулась, и Белка плюхнулась в воду.
Вынырнув, она пришла в ярость от своих мыслей. И если бы только можно было ущипнуть их или закатить им оплеуху!… И, пока она воевала со своими мыслями, лодка уплыла и Белке пришлось добираться до берега вплавь.
Расстроенная, выбралась Белка на прогретый солнцем берег и улеглась на спину. Ее мысли немедленно накинулись на нее, будто только того и ждали. Они придумали, что она спланировала по воздуху, как легчайший древесный листок, и приземлилась у двери Муравья, который как раз вышел из дому с большим стаканом сока из буковых орешков, — ледяного сока…
Внезапно мысли ее снова куда-то исчезли. Но все же они позволили ей протянуть руку за стаканом.
Солнце село, и Белка поплелась домой. На двери хижины Муравья висела записка:
Белка, я не знал, зайдешь ты или нет, но, когда ты заходила, меня как раз не было.
Белка вздохнула. И тут дверь распахнулась, и из дому вышел Муравей.
— Но это не взаправду, — сказал он, с улыбкой от уха до уха. — У меня есть для тебя кое-что вкусненькое, — добавил он.
Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»