ЧТОБЫ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ЗАБЫВАТЬ, Белка повсюду в доме развешивала памятки.
На одной такой памятке было написано: «Буковые орешки».
Эту записку Белка перечитывала довольно часто. И тогда всегда говорила: «Ах да, буковые орешки! Хорошо, что вспомнила». И она поворачивала к буфету и немного погодя уже сидела перед тарелкой сладких или пареных орешков.
Другая записка гласила: «Муравей».
Когда ее взгляд падал на эту записку, она кивала и думала: «И то верно, пойду-ка проведаю Муравья». Она спускалась по стволу бука и шла к его дому, крича уже издалека: «Муравей! Муравей!» И немного спустя они сидели на травке на берегу реки и болтали обо всяких вещах, которые невозможно забыть и в то же время невозможно запомнить. Частенько они сидели так часами.
На третьей записке было написано: «Гляди веселей».
«Эка», — думала Белка, читая эту записку. Она пыталась тогда изо всех сил глядеть веселей. Но если она в этот момент не глядела весело, то глядеть веселей бывало очень трудно. Муравей как-то раз попытался объяснить ей, как нужно действовать, но изложение было таким длинным и путаным, что Белка ничего не поняла.
Эта памятка была, в сущности, довольно нелепой, сознавала Белка. Но снимать ее не снимала.
Где-то в темном уголке, в который Белка почти никогда не заглядывала, висела еще одна записка. Она была запрятана так, что Белке случилось прочесть ее всего лишь однажды. На записке было написано: «Мой день рождения».
Однажды утром, когда Белка уже дважды перечитала записку «Буковые орешки» и задумчиво постояла перед запиской «Гляди веселей», на глаза ей вновь попалась третья памятка.
«Мой день рождения», — прочла она.
Она хлопнула себя по лбу, зажмурилась и воскликнула: «Ну точно! Чуть не забыла! Мой день рождения!»
Сердце у нее забилось.
Ее день рождения был почти на носу.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
РАССВЕЛО. СВЕРЧОК В СИДЕЛ В ТРАВЕ, НА ОПУШКЕ ЛЕСА.
Он только что проснулся и протирал глаза. На траве лежала роса, в кустах Паук ткал маленькую блестящую паутину.
Сверчок взглянул на горизонт, где как раз всходило что-то красное. «Это солнце там, что ли? — подумал он. — Или другое что?»
Он с беспокойством взглянул на пылающее Нечто, становившееся все больше и больше. Сверчок нахмурился и отправился в лес, где ему навстречу попался Жук.
— Привет, Жук, — сказал Сверчок.
— Привет, Сверчок, — сказал Жук.
— Ты не знаешь, что это там такое? — спросил Сверчок, указывая на горизонт.
— Да солнце, что же еще, — сказал Жук.
— Солнце… — сказал Сверчок. — В самом деле? Точно?
Жук пожал плечами. — Неа, точно, солнце это, — сказал он наконец. — Хотя, вообще-то…
Сверчок так и подскочил.
— Сомневаешься! Сомневаешься! — завопил он. — Вот и я засомневался! Оба мы с тобой теперь сомневаемся! Значит, это уж точно что-то другое!
А когда немного погодя засомневалась также и Черепаха, Сверчок был уже убежден: это было никакое не солнце — нечто иное поднималось вдали над вершинами деревьев. Потому что если бы это было солнце, никто бы не сомневался — это он знал точно.
Он расхаживал по лесу широкими шагами.
— Это не солнце, — сообщал он всем встречным, указывая при этом на непонятное светило, которое поднималось все выше и выше.
— Не солнце? — удивлялись звери.
— Нет, — отвечал Сверчок. — Я и сам не знаю, что это за штуковина. Но это никакое не солнце. Это уж извините.
Изумленные звери застывали на месте и глазели в небо. От непонятной штуки исходили ослепительный свет и тепло.
— Да ну, это просто случайность, — заявила какая-то Букашка.
— Временное явление, — сказала Выдра. — Кто их знает, эти штуки.
К полудню все уже знали, что в этот день светило не солнце, а что-то другое. Это знали даже Земляной Червяк с Кротом, глубоко под землей, и Светлячок в зарослях, и Осьминог на дне моря.
— Хе-хе, — сказал Земляной Червяк Кроту. — Наконец-то у нас на небе что-то новенькое.
— Я, вообще говоря, надеюсь, что это что-нибудь черненькое такое, — сказал Крот. Обуреваемый любопытством, он высунулся из земли, но увидел не черненькую, а ослепительную громадную штуковину и торопливо юркнул назад.
— Никаких перемен к лучшему, — поведал он Земляному Червяку.
— Да где уж там, — буркнул в ответ Земляной Червяк. На перемены к лучшему он никогда особо не надеялся.
К вечеру неизвестная штуковина закатилась, и в лесу стемнело.
— Обычные сумерки, — переговаривались звери. На этом они сошлись единодушно.
Сверчок на лесной опушке закутался в листик и подумал: «Хотел бы я знать, что там у нас утром взойдет. — И, нахмурившись, добавил: — Если вообще взойдет… »
Но когда он проснулся на другое утро, над горизонтом поднималось солнце. Сверчок взглянул и понял: точно, оно. «Никаких сомнений!» — сказал он себе и разок-другой весело подпрыгнул в свежем утреннем воздухе. — «Признаться, они мне порядком надоели, сомнения эти», — подумал он и дал себе зарок никогда больше не сомневаться, что бы там ни восходило на горизонте.
— Солнце! Солнце! — вопил он, бегая по лесу и указывая на него всем, кто к тому времени уже проснулся.
— Да, — сказали звери с облегчением. — Это солнце.
И они потихоньку разошлись: кто на травке полежать, а кто посидеть на веточке и с наслаждением погреться в солнечных лучах.
Тоон Теллеген. «Они ещё спали»
Две старушки жили на чердаке в центре города, две маленькие скрюченные старушки.
Иногда одна из них трясущейся рукой наносила на губы мазочек помады, припудривала щёки и запинающимся голосом произносила, уставясь в пол перед собой:
— Может, поцелуешь меня разок?
Вторая подходила поближе, но не осмеливалась взглянуть на губы в красной помаде и на розовые напудренные щёки и бормотала:
— Ну давай.
И целовала, но по большей части промахивалась и клевала в щёку или даже в ухо.
А временами другая, натянув коротенькую юбчонку и подбоченившись, прикрывала глаза и говорила:
— Если бы ты сейчас могла обнять меня и подумать, только подумать: «Я люблю тебя…»
И первая бормотала:
— Ладно.
И дрожащими пальцами вцеплялась в плечи другой старушки.
По большей части это случалось с ними днём, когда лучи полуденного солнца проникали в оконце на крыше, и на их чердаке становилось тепло.
Они никогда толком не знали, как полагается заканчивать подобный поцелуй, и обычно говорили:
«Спасибо тебе» или «Это было очень любезно с твоей стороны», и расходились по разные стороны стола.
И пока они так сидели, наступал вечер, и они не произносили ни слова, лишь тогда в полной мере ощущая, насколько сильно они любят друг друга. «Очень, — думали они. — Очень».
Они могли бы сказать друг другу об этом. Но им казалось, что о таких вещах лучше молчать и смаковать переживаемые ощущения в тишине. Смаковать переживаемые ощущения — вот что они находили самой восхитительной вещью на свете.
Тоон Теллеген. «Две старые старушки»
БЕЛКА ВЫШЛА ЗА ДВЕРЬ И УСЕЛАСЬ НА ВЕТКУ ПЕРЕД ДОМОМ.
Было раннее утро. Светило солнце, вдали распевал дрозд. Белка подобрала кусок бересты и написала:
Дорогой Муравей,
Придешь ко мне на день рождения?
Послезавтра.
Белка
Потом, на другом кусочке коры, она написала: «Дорогой Слон», и потом: «Дорогой Кит», а затем: «Дорогой Земляной Червяк».
«Хочу, чтобы все пришли, — думала она, — ну буквально все».
Она писала в течение нескольких часов, и к полудню стопки писем лежали перед ней, и позади нее, и рядом с ней. Груда писем выросла до крыши.
Закончив очередное письмо, она думала: «Ну вот, всех пригласила». Но потом вспоминала еще кого-нибудь. «Дорогой Колибри», — начинала она снова. Или: «Дорогой Песец». Или: «Дорогой Морской Конек».
Солнце уже клонилось к закату, и больше Белка никого не могла припомнить. Она думала и думала, написала еще одно письмо Кузнечику, вновь задумалась и сказала самой себе: «Нет. Никто больше на ум не идет.»
Тут поднялся ветер и подхватил письма. Сильно стемнело, и вокруг Белки все шелестело и шуршало. Письма покружились вокруг нее и, наконец, разлетелись по лесу.
Некоторые тут же вновь начали опускаться вниз и поплыли по реке, к Щуке, Карпу и Колюшке. Другие зарылись в землю — для Крота, Земляного Червяка и других подземных жителей. А иные пронеслись через лес, в пустыню, к Верблюду и Песчаной Мухе, и в океан, к Киту и Кашалоту, и Морскому Льву, и Дельфину.
Белка глубоко вздохнула и вернулась в дом. «Все придут, это уж точно» — подумала она. Тут ей на глаза попался листок на стене, на котором было написано: «Буковые орешки», и она тихонько пробормотала про себя: «Ну да, конечно. Не мешало бы перекусить.»
Опустошив две глубокие тарелки сладких буковых орешков, она забралась в постель и, подумав напоследок: «Они все придут, все…», укуталась одеялом и уснула.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
ОДНАЖДЫ СОЛНЦЕ ЗАСНУЛО.
День был в разгаре, и оно висело высоко в небе.
На жаре ли его разморило, или просто оно у себя за горизонтом плохо выспалось, было не вполне ясно. Но солнце спало, спало крепким сном.
Белка и Муравей сидели в траве на берегу реки. Они болтали о лете, засыпали, просыпались и опять болтали. Проходил час за часом, а солнце беспробудно висело в зените.
— Сдается мне, что время остановилось, — сказала Белка.
— Угм, — сказал Муравей. — Очень похоже. И все-таки это не так. Время никогда не стоит на месте. Вот ты стену перед ним поставь, ему хоть бы что. Ему хоть гора, хоть океан, хоть колючки какие, хоть болото тебе, хоть тьма тьмущая — ему хоть бы что.
Белка кивнула, и они опять принялись клевать носом.
Проснувшись, они подумали, что спали долго-долго, но солнце по-прежнему висело высоко в небе.
— Ну а почему бы времени и в самом деле не остановиться разок? — спросила Белка. — Ну там вздремнуть, или что…
— Никогда! — завопил Муравей. — Не бывает! — Но при этом он озадаченно взглянул наверх.
Внезапно из земли высунулся Крот, поморгал, осмотрелся и фыркнул:
— Это что же, сегодня темнеть не собирается? Ничего себе!
И проворно убрался назад.
Немного погодя из-под земли послышалась его возмущенная возня и ерзанье. За компанию с ним возился и ерзал Червяк.
— Хорошенькие дела, — ворчали они.
— Что-то тут неладно, — засомневалась Белка.
— Нет! — закричал Муравей. — Ничего тут нет неладного! Никогда ничего неладного не бывает!
Он встал на голову, сделал неуклюжее сальто-мортале, плюхнулся на спину, зажмурился и завопил, перебирая в воздухе лапками:
— Ничего неладного никогда не случалось и никогда не случится!
Но звери заволновались. Одним было чересчур жарко, другим хотелось спать в темноте, третьи как раз собирались немного пройтись в сумерках. Некоторые звери раньше утверждали: «Вот было бы здорово, если бы солнце никогда не садилось», — но в этот полдень они решительно изменили свои взгляды.
А солнце все спало.
Звери почесали в затылках и решили покричать солнцу хором. Может, тогда оно их услышит?
— Солнце! — закричали они. — Солнце! Проснись!
«Э, что такое? — подумало солнце, вздрогнув. — Где это я?»
И тут оно заметило, что все еще висит высоко в небе. «Ох… — подумало солнце, — никак вздремнулось мне… это в полдень-то… вот ведь угораздило…»
Оно тряхнуло лучами и широким шагом спустилось вниз. В считанные секунды оно исчезло за горизонтом.
Так стремительно оно еще никогда не закатывалось.
Звери озадаченно переглянулись. Затем те, кто хотел спать, торопливо отправились спать, а те, кто хотел прогуляться, пошли прогуляться.
Крот с Червяком выбрались из земли.
— Хе-хе, — сказали они, переглянувшись, и осведомились друг у друга, как насчет сплясать.
— А почему бы и нет? — решили они и пустились в пляс, в глубокой темноте, посреди леса, пока Белка и Муравей наощупь брели домой, и Муравей приговаривал: «Ну, вот видишь» и «Так дело не пойдет». Но он бормотал это себе под нос, а Белка и не прислушивалась.
Тоон Теллеген. «Они ещё спали»
В ТОТ ВЕЧЕР ЗВЕРИ ГОТОВИЛИ ПОДАРКИ ДЛЯ БЕЛКИ.
Они готовили их в тишине, под водой, или в глухих зарослях, или высоко под облаками, поскольку им хотелось сделать ей сюрприз.
Подарок Белке готовил каждый.
Весь мир шуршал и трепетал, но совсем негромко, так что Белке, сидевшей в темноте у окна, казалось, что вокруг было очень тихо, и что ей было слышно лишь биение собственного сердца.
«Неужто взаправду все придут?» — думала она. — «А будет им весело? А вдруг они заскучают? Очень может быть, — думала она. — Никогда не знаешь». На лбу у нее прорезались морщинки. Но она потрясла головой и подумала: «Нет, скучно никогда не бывает… когда приходят все, то не бывает скучно».
Так она сидела часами, пока ее не сморил сон и она потихоньку не сползла со стула на пол и в полусне не доплелась до постели и не забралась под одеяло.
А звери тем временем готовили большие подарки и малюсенькие подарки, красные подарки, синие подарки и подарки, которые пищали, подарки теплые или, наоборот, холодные-прехолодные. Они готовили подарки тяжелые настолько, что и вдесятером не поднимешь, и такие легкие, что их могло вырвать из рук самым легким дуновением ветра.
Они готовили подарки кривые и подарки прямые и тоненькие, как свечка, подарки круглые, так что их можно было катить, и подарки шершавые, которые было невозможно сдвинуть с места, подарки деревянные, подарки из меда и подарки из воздуха, подарки чтобы съесть и подарки-чтобы-надевать-зимой-на-голову, или на хвост, когда грянет мороз.
Не было такого подарка, который не был бы кем-нибудь придуман.
«Скоро, скоро…» — думали звери за работой. — «Почти…» — И, если они умели петь или квакать, они напевали и поквакивали, но при этом тихо-тихо: «Скоро, скоро, о, почти…» — в тот вечер, накануне дня рождения Белки.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
НА КРАЮ ЛЕСА В ОСИНОВОМ ДУПЛЕ СОВА ДЕРЖАЛА МАГАЗИНЧИК, в котором торговала спальными принадлежностями.
У нее имелись пуховые подушки, одеяльца из мха, мешочки со сладким храпом, коробочки с сонливостью и дремой, ящики, набитые зевками и толстыми шапочками-чтобы-натягивать-на-глаза.
Сова также охотно давала инструкции по правильному засыпанию.
Но особой клиентуры у нее не было. Поскольку ее основным занятием были сон или демонстрация лучших способов погружения в него, то погружалась она весьма основательно, так что покупатель, не солоно хлебавши, отбывал восвояси.
Многих посетителей начинало клонить ко сну уже при одном виде магазина или запахе товаров. Поэтому у дверей под осиной была установлена кровать, не предназначенная для продажи.
Однажды случилось так, что некто, приобретя толстую шапочку, натянул ее на глаза не отходя от кассы, тут же заснул, оступился, грохнулся на пол и пролежал так несколько часов в сладком забытьи, перегородив проход всем остальным.
«Ну да, — говорила себе Сова, проснувшись, — вот таким путем». Она нашла это весьма симпатичной формулой, и с тех пор время от времени давала совет своим посетителям: «Вы ложитесь в постель, укутываетесь вот в это зеленое одеялко и произносите: “Вот таким путем”. А если это не поможет, свернитесь клубочком».
Эту формулу ей присоветовал Еж, а Слон, Сверчок и Лебедь как-то однажды ее опробовали. С тех пор Сова их никогда у себя в магазине не видала, и потому сделала вывод, что формула сработала.
Вот так и сидела она за своим прилавком, и слой пыли на товарах становился все толще, а Сова спала все дольше.
Однажды в магазин зашла Белка, которая давно маялась бессонницей. Уже издалека она заслышала храп. Табличка с надписью «СПАЛЬНЫЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ» висела на одном гвозде, дверь разбухла и намертво засела в проеме.
Белка устроилась на краешке постели под осиной.
Она прислушивалась к храпу, несущемуся из магазинчика, к шороху осиновых листьев, и внезапно ее одолел такой сон, что она заснула там, где стояла, и проспала целые сутки.
Поскольку товары Совы — и на прилавке, и на складе — были отменного качества.
Тоон Теллеген. «Они ещё спали»
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО БЕЛКЕ БЫЛИ ДОСТАВЛЕНЫ ОТВЕТЫ.
Это были бесчисленные письма.
Белка сидела на ветке перед дверью, а стопки писем лежали перед ней, и рядом с ней, и позади нее. Она вскрывала их, одно за другим, всякий раз бормоча себе под нос:
«Интересно, от кого на этот раз…» И читала:
«Дорогая Белка. Да.
Муравей.»
И:
«Дорогая Белка. Да.
Сверчок.»
И:
«Дорогая Белка. Да.
Кит.»
Отложив очередное письмо, Белка думала: «Так-так… стало быть, он тоже придет. Так-так», — и потирала руки от удовольствия.
Через некоторое время ей пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть поверх писем, а потом и прокопать в них проход, чтобы читать на солнышке.
Некоторые звери писать не умели, или забыли, как пишется слово «да». Тогда они кричали, рычали, щебетали и пищали его. Их голоса доносились отовсюду.
Краб счел себя чересчур важной персоной для того, чтобы приложить руку, и попросил Жаворонка пропеть от его имени «всенепременно».
Жаворонок поднялся высоко в небо и пропел из синевы: «Всенепременно! Краб! И я с ним! Жаворонок!»
Не было никого, кто написал бы или прокричал бы «нет».
Когда стемнело, и ветер улегся, и новых писем больше не было, Белка подумала: «Они все придут…»
Однако у нее было такое чувство, что недоставало еще одного ответа. Но вот от кого только?
Она крепко зажмурилась и подумала: «Ну, от кого же?..» Но никто ей на ум не приходил.
И вот, в сумерках, к ней, кружась, прилетело еще одно маленькое письмецо. Казалось, оно слегка не то поблескивало, не то подмигивало.
Это был ответ от Светлячка, который сообщал, что тоже придет.
Белка прочла его, кивнула и подумала: «Ну теперь-то уж точно, все придут».
Она вернулась в дом, наткнулась на записку «Буковые орешки», пробормотала: «Ах да, точно», и поужинала большой тарелкой теплых тушеных орешков.
Потом она уселась у окна, в темноте, и посмотрела на улицу. «Не спится мне что-то», — подумала она. Она глядела на звезды и маленькие облачка, проплывавшие мимо, и на темные вершины деревьев.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
НАУТРО ДНЯ СВОЕГО РОЖДЕНИЯ БЕЛКА ПЕКЛА ТОРТЫ.
Еще до восхода Солнца она принялась за работу.
Ей хотелось напечь столько, чтобы к концу дня каждый сказал: «Не могу больше…» Только тогда это будет настоящий день рождения, считала она.
Она испекла большие медовые торты для Шмеля и Медведя, травяной торт для Бегемота, маленький красный тортик для Комара и сухой-пресухой торт для Верблюда — Дромадера. Она испекла тяжелые сладкие торты для Акулы и Каракатицы и спустила их на цепи в реку; она испекла тонкие воздушные торты для Ласточки и Дикого Гуся и для Кулика и запустила их высоко над деревьями, на веревочке, так, чтобы они не улетели. Она испекла пухлые влажные торты для Земляного Червяка и для Крота, такие тяжелые, что они сами по себе ушли под землю, так что Червяк с Кротом могли полакомиться в темноте — именно так им казалось вкуснее всего.
Время от времени Белка переводила дух, но всякий раз ненадолго. Потому что бессчетное количество тортов означало очень много тортов.
Она испекла шершавый торт из древесной коры — для Слона, и маленький ивовый торт с начинкой из трухи — для Древесного Точильщика. После глубоких раздумий она испекла чистой воды торт — для Стрекозы. Это был необычный, переливающийся бликами торт, и она поставила его отдельно, в зарослях шиповника.
Она пекла все утро напролет и управилась только к тому времени, когда солнце стояло высоко в небе и празднику пора было начинаться.
Она огляделась и кивнула самой себе. Повсюду лежали, кружились, стояли и висели торты — черные торты, белые торты, гнутые торты, круглые торты, высокие торты и громадные, неподъемные торты, которые медленно исчезали под землей. Над большинством тортов еще витал парок, и они распространяли сладкий аромат; казалось, они поблескивали от нетерпения.
Это был теплый, солнечный день, в разгаре лета.
Торт был приготовлен для каждого.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
ОДНАЖДЫ ПАСМУРНЫМ ДНЁМ в конце года звери собрались на опушке леса. Меж голых деревьев гулял пронизывающий ветер, и большинство зверей чихали и кашляли или громко дрожали от холода.
— Ведь вот мороз красный нос, — сказала Лягушка, гордая своими познаниями.
— Не говори, — поддакнула, клацая зубами, стоявшая рядом с ней Муха.
— А давайте все спрячемся, — предложил Сверчок.
— А кто нас будет искать? — спросил Воробей.
— Да никто, — ответил Сверчок. — Мы просто ветер попросим дунуть, как весна придет. Он же может сделать так, что первые листочки шепнут: «Эй, вылезайте», — и тут-то мы все и выскочим.
— Запросто! — провыл ветер.
Звери грустно переглянулись. Все пожали друг другу руки и разбрелись прятаться.
Щука забралась под лист водяной лилии, Выпь укрылась за какой-то серой вешкой, Улитка залезла в самый темный угол своего домика, а Ворон закопался в собственные перья. Светлячок спрятался в темноте, у Медведя нашлась старая медовая кадушка с остатками меда на дне, а Белка заперлась в своем шкафу, обставившись бутылками с сиропом из буковых орешков.
Никто не знал, где прятались остальные. И все ждали весну.
И все же Белка не утерпела и написала письмецо Муравью. К своему невыразимому удовольствию, уже в первый день нового года она получила ответ. Бушующая метель подсунула конвертик ей под дверь, пустила письмо кружиться по полу и протиснула его в щелку шкафа.
«Привет, Белка!» — писал Муравей, и Белка прикрепила письмо к внутренней стороне шкафа и глядела на него всю зиму напролет, пока все остальные сидели попрятавшись.
— Привет, Муравей, — говорила она письму время от времени. И время проходило быстрее и чуть веселее.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»