В ТО УТРО, ПОКА БЕЛКА ПЕКЛА ТОРТЫ, звери выбирали наряды, в которых они собирались появиться на празднике.
Слон натянул ни разу ненадеванную красную курточку, а Медведь — большой серый кафтан, до того просторный, что вряд ли он когда-нибудь стал бы ему тесен. Крот подыскивал что-нибудь не очень черное, но ничего не нашел и потому просто вывернул свою одежду наизнанку.
В лавке Кузнечика, где он торговал куртками и шапками, царила суета. Жуку хотелось разок появиться в чем-нибудь белом, и он примерял длинную белую куртку. Ящерица сдвинула набекрень лиловую шапочку, а Сверчок спрашивал, можно ли надевать большой красный фрак задом наперед, так, чтобы золотые пуговицы красовались на спине.
— Можно! — протрещал Кузнечик. — Отчего же!
В океане Каракатица облачилась в лиловый костюм с десятком рукавов, из которых выглядывали ее щупальца, Кит прикрыл свой фонтанчик зеленой остроконечной шапкой, а Морж повязал на шею маленькую желтую ленточку. «В конце концов, почему бы и нет», — подумал он.
Каждый подбирал какой-нибудь необычный наряд. Никому не хотелось появиться на празднике в повседневной одежде. Даже Черепаха по такому случаю натянула поверх панцыря огненно-красную жилетку, а Ёж надел на каждую иголку на спине маленький голубой колпачок. На это занятие у него ушло немало времени — больше даже, чем у Улитки для того чтобы забраться в свой давным-давно обветшалый домик.
«В таком виде, как я, — думал каждый, — еще никто никогда не появлялся».
Наступил полдень. Светило солнце. «Чудесная погода для дня рождения», — думали звери. И они отправились в путь, в чащу леса, на поляну неподалеку от белкиного бука, возле речного залива, где Белка собиралась устраивать праздник.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ Белка и Муравей сидели рядышком на самой высокой ветке бука. Было тихо и тепло, и они глядели на верхушки деревьев и на звезды. Они поели меду и поговорили про солнце, про речной берег, про письма и предчувствия.
— Я этот вечер собираюсь сохранить, — сказал Муравей. — Как думаешь?
Белка уставилась на него с удивлением.
Муравей извлек откуда-то маленькую черную коробочку.
— Вот тут у меня уже день рождения Дрозда, — сказал он.
— День рождения Дрозда? — не поверила Белка.
— Ну, — сказал Муравей и достал из коробочки день рождения Дрозда. И снова они ели торт из сладких каштанов с бузинными сливками, и снова плясали под соловьиные трели, и Светлячок мерцал, а клюв Дрозда сиял от удовольствия. Это был самый замечательный день рождения, какой они только могли припомнить.
Муравей снова запихал его в коробочку.
— Вот и этот вечер туда же положу, — сказал он. — Там уже под завязку.
Он закрыл коробочку, попрощался с Белкой и отправился домой.
Белка еще долго сидела на ветке и думала о коробочке. Что там с ним сейчас, с этим вечером? А что, если он сядет или выцветет? А вкус меда, он сохранится? А вдруг его будет уже назад не запихнуть, если разок из коробочки достать? Что, если он вдруг упадет, или разобьется, ли, или закатится куда-нибудь? А что там еще, в коробочке этой? Приключения Муравья в его одиноких странствиях? Ранние утра в траве на берегу реки, когда волны поблескивают? Письма далеким зверям? И можно ли ее когда-нибудь действительно под завязку набить? А бывают другие коробочки, скажем, для печальных случаев?
Голова у нее закружилась. Она вернулась в дом и забралась в постель.
Муравей уже давно спал в своем домике под кустом. Коробочка лежала на полке у него над головой. Но крышку он прикрыл неплотно. Среди ночи она внезапно отскочила, и из нее в комнату стремительно вылетел минувший день рожденья. И вот Муравей уже отплясывает со Слоном, в лучах луны, под липой.
— Да, но я сплю! — возмущается Муравей.
— Ах, да ладно тебе, — отвечает Слон, вертя Муравья в танце. Он размахивает ушами и хоботом и приговаривет: «Славненько мы с тобой пляшем, а? — и — Ой, пардон», — когда наступает Муравью на ноги. И Муравей, говорит он, тоже может не стесняться оттаптывать ему пальцы, — на здоровье!
Светлячок мерцает в кустах шиповника, а Белка сидит на нижней ветке липы и машет Муравью.
Внезапно день рождения вновь втянулся в коробочку, и немного погодя Муравей проснулся.
Он протер глаза и огляделся кругом. Луна заливала комнату и осветила коробочку на полке. Муравей встал и плотно закрыл крышку. Но перед этим он ненадолго прижался ухом к коробочке и услышал шорох и плеск волн. И ему даже показалось, что он разобрал запах меда, но не был уверен, что ему это не показалось.
Он нахмурился и снова забрался в постель.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»
В ПОЛДЕНЬ БЕЛКА СТОЯЛА НА ЛЕСНОЙ ПОЛЯНЕ, со всех сторон окруженная своими тортами.
Гостей пока не было.
В голову ее начали закрадываться мрачные мысли. «Не могут же они не вспомнить, что я сегодня именинница, — думала она. — Или забыть, где я живу? А послезавтра, вспомнят ли они, что такое послезавтра? Или вдруг они решат, что послезавтра — это всегда послезавтра? Тогда день рождения у меня только послезавтра. Но послезавтра день рождения у меня будет только послезавтра…»
От этих мыслей голова у нее пошла кругом. А вдруг они расхотели — в последний момент? Вдруг подумали: «Ах, Белка… ерундовый будет этот день рождения…»
На лицо ее набежала тень.
И тут она увидела бегущего со всех ног Медведя.
— Никак я первый? — крикнул он издалека, шурша своим просторным кафтаном.
— Точно, — крикнула в ответ Белка.
— А как насчет тортика? — крикнул Медведь.
— Да сколько хочешь, — сказала Белка. — Вон, посмотри.
По пятам Медведя явился Сверчок, а за ним пришли Слон с Жуком. Из-под облаков спустились Лебедь и Цапля, а там и Жаворонок.
В реке Щука выставила голову из воды, рядом с ней подпрыгнул в воздух Лосось, в то время как Морж с изумлением озирался по сторонам и время от времени проверял, хорошо ли сидит на нем его ленточка.
— Это здесь, что ли? — спросил он.
— Да, это здесь, Морж. Здесь! — радостно закричала Белка.
Чуть погодя длинная извивающаяся процессия нагруженных подарками зверей потянулась через лес, через синее небо, через мерцающую воду и сквозь черную землю к Белке.
Один за другим звери поздравляли Белку, вручали ей подарки, принюхивались к аромату бесчисленных тортов, потирали ладошки, крылья и плавники и оглядывались по сторонам, чтобы убедиться, что все на них смотрят и думают: «До чего же он великолепен сегодня… Ах, такого великолепия мне еще видеть не приходилось…»
Все были великолепны, всем хотелось торта, все были оживлены.
Так начался день рождения Белки.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
— А ВОТ ЕСЛИ Я СКАЖУ, что пора мне в путь-дорогу, — спросил Муравей у Белки, — ты тогда огорчишься?
Они сидели на берегу реки и глядели на другую сторону. Было лето, солнце стояло высоко в небе, река поблескивала.
— Ага, — сказала Белка, — огорчусь. А если я тогда скажу, чтобы ты не уходил, ты рассердишься?
— Ага, — ответил Муравей, — рассержусь. Ну а если я тогда скажу, что все-таки ухожу, и что ты меня не сможешь удержать, ты тогда сильно огорчишься?
— Ага, — сказала Белка, — сильно огорчусь. — Она откинулась на спину и крепко зажмурилась. — Но если я тогда что-нибудь выдумаю, — продолжала она, — из-за чего тебе не захочется уходить, ты тогда здорово рассердишься?
— А чего ты придумаешь? — заинтересовался Муравей.
— Ну, это… — смешалась Белка. — Я придумаю, как только ты скажешь…
— А я сейчас хочу знать! — заорал Муравей.
— Но я еще ничего не придумала, — сказала Белка.
— Ну тогда я пошел, — сказал Муравей.
Белка огорчилась и сказала:
— Нет. Не уходи.
Муравей рассердился и сказал:
— Нет, я пошел. — И сделал шаг.
Белка промолчала и откинулась на спину.
Долгое время ничего не происходило.
— Ну? — спросил Муравей наконец. — Что ты теперь выдумаешь?
Но Белка покачала головой.
— Ты же еще не ушел, — сказала она.
— Но я на самом деле ухожу, слышишь? — объявил Муравей и сделал вид, что уходит. Через каждые два шага он оборачивался и спрашивал:
— Ну? Придумала, нет?
Но Белка всякий раз мотала головой.
Все это ей казалось очень сложным. Она боялась, что Муравей вдруг и в самом деле уйдет, и зайдет так далеко, что уж больше не вернется. Но она ничего не сказала.
Муравей уходил все дальше и делался все меньше. До Белки все еще долетали обрывки его слов: «Что-то придум… уж… Бел…»
В конце концов он совершенно скрылся из глаз.
«Теперь он в самом деле ушел, — думала она. — Теперь он в самом деле совершенно ушел». В глазах у нее что-то покалывало. «Слезы», — подумала она.
Но внезапно на горизонте возникло пыльное облако. Это к ней на всех парах несся Муравей.
Через несколько мгновений он стоял перед ней.
— Ну уж теперь ты должна мне сказать, — задыхаясь, выпалил он, уставился на Белку пронизывающим взглядом и погрозил пальцем прямо у нее перед носом. Пыльное облако медленно оседало на землю.
«Вот теперь придется мне сказать», — подумала Белка и что-то наконец придумала.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»
КОГДА ВСЕ ЗВЕРИ СОБРАЛИСЬ, Белка откашлялась и спросила:
— Торта все хотят?
— Все! — закричали все.
Немного погодя все сидели и ели торт, каждый — свой любимый.
В лесу стало тихо и в то же время довольно оживленно, поскольку многие не умели есть бесшумно. Большинство из них чавкали и хлюпали, и бормотали и ворчали при каждом глотке.
Некоторые то и дело давились, набивали живот до отвала, откидывались на спину, но скоро вновь возвращались к еде.
Волны на реке бушевали, и время от времени на поверхность всплывали крошки водорослевого торта, которые тут же исчезали в пасти Щуки или Корюшки.
Крот то и дело высовывал голову из земли, набирал в грудь воздуха, говорил:
«Потрясающе, Белка… Вот и Земляной Червяк говорит!» — и опять исчезал под землей.
Лебедь подталкивал перед собой элегантный белый торт, время от времени запускал в него клюв, тряс головой от удивления перед таким великолепием и толкал его дальше.
Стрекоза расхаживала вокруг своего торта и время от времени блаженно отхватывала от него маленький кусочек.
Слон сидел среди обломков сладкой коры, а Медведь очень долго не вылезал из толстущего медового торта, растолстев даже больше, чем сам торт.
Были слышны восклицания: «Великолепно», и «Вкуснятина», и «Объеденье», и «Ах, ах».
Они ели и ели и ели, пока не обессилели и не повалились на спину на травянистом речном берегу. Вокруг еще стояли торты, нетронутые или понадкусанные.
— Больше не могу, — раздывались кряхтенья и стоны.
Белка удовлетворенно огляделась вокруг.
Стало быть, хватило на всех.
КОГДА ВСЕ ПОЛЕЖАЛИ ТАК НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ, сделав все возможное, чтобы больше не думать о тортах, Слон выскочил вперед и поинтересовался:
— А танцы будут? Как насчет этого? Мы же потанцевать должны.
— И правда, — сказал Жираф. Он приподнялся и подошел к Слону.
У подножья бука, в теплом, пышном мху, Слон и Жираф положили друг другу руки на плечи и пустились в пляс.
— Вот это танец так танец, — сказал Слон после двух шагов.
— Да, — сказал Жираф и кивнул головой, лежавшей на шее Слона.
Немного погодя, в то время как солнце заходило и луна, большая и круглая, поднималась над рекой, все звери танцевали: Жук с Божьей Коровкой, Черепаха с Улиткой, Сверчок с Лягушкой, Страус с Цаплей, и, время от времени наступая друг другу на пальцы, Бегемот и Носорогом.
Под водой танцевали Щука с Карпом. В зарослях шиповника плясали Шмель и Бабочка, высоко в небе — Ласточка и Журавль, и у подножья бука — Муравей с Белкой.
Дрозд Певчий, Дрозд Черный и Соловей распевали на ветке бука, а Дятел отбивал ритм где-то в вышине, в листве. Но и они приплясывали в такт песне.
Далеко в море, куда они заплыли, чтобы глотнуть свежего воздуха, танцевали Летучая Рыба и Скат. Они взмывали высоко в воздух, делали сальто и грациозно ныряли назад в волны.
Под землей, меж корнями бука, отплясывали Крот с Земляным Червяком. Такие коленца они выдавали, что земля прямо-таки ходуном ходила.
Плясали все.
Они плясали весело и споро, но время от времени также медленно и серьезно, и некоторые звери временами даже всхлипывали, танцуя, не зная почему, ведь им было так хорошо.
Так плясали они долго-долго.
Поздно вечером звери разошлись по домам.
— Спасибо тебе, Белка, — говорили они.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
ОДНАЖДЫ ЗИМНИМ ДНЁМ Белка писала письмо Муравью:
Милый Муравей
Муравей Муравей Муравей Муравей Муравей,
Муравей Муравей Муравей Муравей
милый Муравей
милый Муравей
Муравей.
Белка.
Это было странное письмо, и Белка сама не знала, зачем она его написала. Но она надела на него курточку, натянула ему на голову шапчонку, потому что было холодно, объяснила ему, куда оно должно идти, и распахнула дверь.
Письмо осторожно ступило за порог, скользнуло вниз по буковому стволу, пробралось по снегу и постучалось в окошко Муравья.
— Кто там? — спросил Муравей.
— Письмо, — ответило Письмо.
— Письмо? — удивленно переспросил Муравей и открыл дверь.
— Меня тебе послали, — сказало Письмо, слегка поклонившись и стянув с головы шапчонку.
Муравей осмотрел его со всех сторон, потом осторожно развернул.
— Прочту я тебя, что ли, — сказал он.
— Ну, давай, — согласилось Письмо.
Прочтя письмо, Муравей потер ладошки и сказал:
— Садись, Письмо, садись, дружище. Чем бы тебя угостить?
— Ну… — нерешительно сказало Письмо. — Вообще-то не знаю.
— Сладенького? — спросил Муравей.
— Во, точно! — сказало Письмо и зашуршало от удовольствия.
Муравей взял карандаш и написал в Письме кое-что сладкое сверху, а по некоторому раздумью — и что-то теплое снизу. Себе он положил меду.
Письмо шелестело от восторга, уголки его сворачивались в трубочку.
Так они сидели долго, и время от времени Муравей поднимался с места и писал что-то на полях Письма.
Когда стемнело, Письмо откланялось. Шел снег, и оно медленно пробралось по сугробам назад на к буку, вскарабкалось наверх и пролезло под дверь в комнату Белки.
— Ну, — сказала Белка, — с возвращением.
— Ага, — сказало Письмо и принялось рассказывать склонившейся над ним Белке о том, как там было, в гостях у Муравья, и напоследок о том, что он, Муравей, думал о Белке.
— Ну и что же? — спросила Белка.
— Да вот, сама читай, — сказало Письмо.
Прочтя письмо, Белка спросила у него, нельзя ли положить его себе под подушку.
— Да пожалуйста, — отвечало Письмо.
А за окнами бушевала метель, и Белкин домик трещал, и снег валил все гуще, и все вокруг делалось белей и белей.
Но ни Белка, ни Письмо об этом даже не догадывались. Они спали и мечтали о теплых словах и сладких чернилах.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»
— НУ КАК, ничего себе был праздничек, а? — спрашивала Белка.
— Да, — говорили звери. — Здорово.
Все устали, едва волочили ноги, а кто и с трудом мог подняться с земли.
Крот медленно ушел под землю, а Древесный Точильщик с огромным трудом забрался в какой-то обломок старого дерева.
Щука уплыла, уплыл и Морж — хотя он и сам толком не знал, куда. «Да я и так этого никогда не знаю», — подумал он. Желтая ленточка болталась у него на шее.
Светлячок перестал мерцать, Бегемот зевнул, потянулся и скрылся в подлеске.
Медведь напоследок хорошенько огляделся вокруг в надежде на крошки медового торта. Приметив одну, он крепко зажмурился, вообразил, что перед ним — огромный торт, широко распахнул пасть и закинул в нее крошку. «Ай, — пробормотал он при этом. — Потрясающе. Маловато, но потрясающе».
В конце концов он тоже ушел домой.
— Пока, Белка, — сказал Муравей, который задержался дольше всех.
— Пока, Муравей, — сказала Белка.
— Ну, я пошел, что ли, — сказал Муравей.
Высоко над лесом светила луна, река поблескивала.
Было очень тихо.
БЕЛКА СИДЕЛА ПОД БУКОМ, В ЛУННОМ СВЕТЕ, окруженная своими подарками.
«Отличный был день рождения, — думала она. — Надо думать, я очень довольна».
Некоторое время она сидела так, в одиночестве затихшего леса. Легкий туман стелился над землей и окутывал деревья.
Потом Белка, обвешанная подарками, вскарабкалась на свой бук.
С трудом она протиснулась в дверь.
«Все ли прошло гладко? — думала она. — Всем ли тортов хватило? Никого я не забыла? Или ничего?
Она опустила подарки на пол. «А вдруг кто-нибудь остался недоволен? — подумала она. — Носорог, например? Или Улитка? Улитка-то хоть повеселилась? А вдруг сейчас кто-нибудь думает, укладываясь в постель: — Нет, вообще-то, день рожденья был никудышный…»
Она перебирала всех, кто был у нее на празднике. «По моему разумению, — думала она, — всем понравилось».
Ее комната была набита подарками. Она окинула ее взглядом и заметила записку про буковые орешки. «Ах да», — подумала она. Но не направилась к буфету, а сорвала записку со стены и спрятала ее в ящик стола. «Пусть малость полежит», — подумала она.
Она снова огляделась и уселась на краешек стола, болтая ногами. Внезапно ей показалось, что она чем-то расстроена. «Но этого не может быть! — подумала она. — Не с чего мне расстраиваться».
— Нет, — произнесла она вслух. — Это не расстраиваться. Это что-то другое. — Но что именно, она не знала.
Вдруг издалека до нее донесся голос Муравья.
— Белка!
Белка пробралась к окну, распахнула его и глянула вниз.
— Муравей! Привет! — крикнула она.
Муравей стоял у подножья бука, задрав голову. Его пошатывало. Было, однако, похоже, что он сам не вполне понимал, что он там делал.
— Я только хотел еще раз сказать, что вечеринка здоровская была, — неуверенно проговорил он.
— Ага, — сказала Белка.
— Ужасно здоровская, — сказал Муравей.
— Ага.
Наступило молчание. Муравей возил ногами по земле.
— Не спится мне чего-то, — сказал он.
— Неа, — сказала Белка. Она было подумала, что ей надо бы угостить Муравья еще чем-нибудь, чем-нибудь сладеньким. Но в конце концов отвергла эту идею.
— А тебе что, тоже не спится? — спросил Муравей.
— Неа, — сказала Белка.
Стало тихо.
— Ну, так я пошел домой, — сказал наконец Муравей. — Но знаешь, Белка, вечеринка в самом деле была потрясающе здоровская.
— Ага, — сказал Белка.
— Бывай, — сказал Муравей.
— Счастливо, Муравей, — сказала Белка и посмотрела вслед Муравью, медленно-медленно, нога за ногу исчезающему в темноте.
«Он погружен в раздумья», — подумала Белка. — «Сразу видно».
Ей опять овладело это странное чувство, ей доселе незнакомое, ни на что не похожее. Вот чудно, думала она с удивлением. Потом пожала плечами, вздохнула, сгребла подарки в сторонку и забралась в постель.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
БЫВАЕТ ТАКОЕ — ничего не знать?
— написала Белка Муравью в один прекрасный день.
Муравей подумал, попрыгал, почесал за ухом и написал в ответ:
Да. Все бывает.
Немного погодя пришло еще одно письмо от Белки:
А вот не знать, что солнце светит и что лето и что Слон где-то там с ивы свалился: такое бывает?
Да.
— написал Муравей в ответ.
А вот еще не знать, что ты больше всего на свете любишь мед и сладкие буковые орешки и сахар?
— написала Белка чуть спустя.
— Да! — воскликнул Муравей. — Да! Да! — Он крепко зажмурился, побарабанил себя кулаками по голове и написал в ответ:
Да! Такое тоже бывает.
И тоже еще не знать, что тебе ужасно хотелось бы, чтобы кое-кто (а не просто кто-то там) к тебе случайно зашел: бывает такое?
— написала Белка вслед за этим.
Но когда Муравей собрался ответить на это письмо, перо его сломалось, бумага порвалась, а стол раскололся посередине. Дверь распахнулась, и порыв ветра подхватил и поволок его с собой, через лес, к буку, в Белкин домик.
— Ого, — удивленно сказала Белка, когда Муравей ввалился к ней и шлепнулся на пол. — Вот не знала, что зайдешь.
— Нет, — сказал Муравей. — Я и сам не знал. Он отряхнулся и кашлянул. — Я думаю, это случайно вышло.
— А я знаю, что у меня в буфете есть, — сказала Белка. На мгновение ей показалось, что это было единственное, что она всегда будет знать, хотя она и знала, что очень часто про это забывала.
Муравей уже уселся за стол.
Немного погодя они ели засахаренный шиповник и буковый мед и разговаривали о том, о чем и всегда, — о вещах обычных и вещах сложных и ни о чем в особенности.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»
ПОКА БЕЛКА СПАЛА, луна закатилась и встала ночь, и пошла бродить по лесу.
Она шелестела в зарослях и время от времени дула в листву деревьев.
Возле бука она споткнулась о подарки, которые Белка еще не успела унести наверх. Некоторые из них были даже не распечатаны и лежали, поблескивая в лучах любопытных звезд.
Задумчиво брела Ночь дальше, по притоптанной траве, на которой танцевали звери и где теперь было тихо, и где на травинках уже повисали первые капельки росы.
Она ступала очень легко, но порой вдруг топала. Она топнула перед дверью Улитки, спавшей глубоко и неторопливо, она топнула в землю над головой Крота, отчего тому приснилось землетрясения и обвалы, а за ними — вновь блаженная тьма.
Добредя до реки, Ночь ступила в воду. Она побрела по волнам, перекатывавшимся у нее под ногами, меж стеблей тростника, так что Лягушка, встрепенувшись, проснулась, потянулась, квакнула нечто неразборчивое и вновь уснула, а Щука сонно глянула вверх и подумала: Ночь.
На другом берегу ночь шепнула Светлячку, укрывшемуся в кусте ежевики: «Ш-ш-ш… Спать, спать…» — и Светлячок уснул, и не стал светиться.
Так бродила Ночь по лесу, после дня рождения Белки, заставляя всех видеть сны, и ненадолго просыпаться и засыпать вновь.
Время от времени Ночь взрыкивала, но беззлобно.
И когда из-за горизонта, над низкими облаками показалось солнце, и первые лучи слегка окрасили небо розовым и оранжевым, Ночь ушла прочь и скрылась из виду.
А звери спали.
Тоон Теллеген. «День рождения Белки»
Toon Tellegen. «De verjaardag van de eekhoorn», 1995
Перевод с нидерландского: Ольга Гришина, 2005
Текст книги lib.ru
— МУРАВЕЙ! — крикнула Белка с высокого откоса. — Муравей! Муравей!
Она знала, что Муравья внизу не было, что он был далеко в пустыне — гостил у Льва.
«Странно, — думала Белка, — и все равно я его зову и думаю: а вдруг откликнется?»
— Муравей! Муравей!
Покрытый порослью папоротников и кривоватых елок откос отвесно обрывался вниз. Белка осторожно ступала вдоль края, но все же поскользнулась и упала.
— Муравей! — крикнула она еще раз, теперь уже пронзительно, отчаянно.
А потом все вокруг нее померкло.
«Где я?» — подумала она чуть позже и осторожно пошарила вокруг себя. Под руку ей попалось нечто скользкое.
— Муравей! — вскрикнула она, хотя имела в виду: «Помогите!»
— Спокойно, — сказал Слизень. — Это всего лишь я.
Белка облегченно вздохнула и постепенно стала что-то различать. Над головой у нее оказалось небо, вокруг — заросли, а сама она лежала на черной земле.
— Где я? — прошептала она.
— Хороший вопрос, — сказал Слизень. — Что бы тебе такое ответить? Я бы сказал, ты — здесь. Но это тебе мало что объяснит.
— Да уж, — сказала Белка. — А как я сюда попала?
— Лично я себя об этом никогда не спрашивал, — сказал Слизень.
— Муравей! — опять заголосила Белка. — Муравей! Муравей!
— Это еще что такое? — поинтересовался Слизень.
— Да так, ничего особенного, — ответила Белка.
— А можно, я с тобой вместе покричу? — попросил Слизень.
И он крикнул мягким, слизистым голосом:
— Муравей! Муравей!
Ничего другого ни сказать, ни крикнуть он не мог там, на дне оврага, где на них и наткнулся Муравей. Он возвращался из пустыни на спине Лебедя и услыхал, как кто-то тихонько зовет его по имени.
— Ты что тут делаешь? — приземлившись, спросил он у Белки.
— Я думала, что ты уже никогда не вернешься, — прошептала Белка.
— Что до меня, так я тут живу, — сказал Слизень. — Не знаю правда, насколько это тебе интересно.
Муравей смерил Слизня испытывающим взглядом и сказал:
— Ну, пошли, что ли.
И они с Белкой забрались на спину Лебедю.
— Я уж пока тут побуду, — сказал Слизень, — на всякий случай, мало ли что…
Лебедь расправил крылья и приготовился взлететь.
— Муравей, — сказал Слизень.
— Чего? — удивился Муравей.
— Муравей, Муравей, — повторил Слизень.
— Что это означает? — спросил Муравей.
Слизень беспомощно посмотрел на Белку.
— Ах, — сказала Белка, — да ничего это не означает. Поехали!
Они оторвались от земли и взмыли вдоль стен оврага вверх в небо, и через небо — к лесу.
Тоон Теллеген «Все равно тебя не брошу»