ЗА ПРАЗДНИЧНЫМ СТОЛОМ они сидели все вместе. Никто не знал, что он празднует, но каждый отлично знал, что он ест. Белка, облокотившись на стол, через тростинку потягивала густой сок из буковых орешков, а рядом с ней сидел Муравей в обнимку с огромным куском сахара, который он посасывал, а временами даже вгрызался в него с неким утробным рычанием.

Чуть подальше от них сидел Олень с огромным пучком мать-и-мачехи на тарелке; он разрезал его ножом и вилкой на маленькие кусочки и один за другим отправлял в рот. Вид у него при этом был блаженный. Напротив него сидела Пчела, которая крепко вцепилась в чашечку крапивы и забыла про все на свете, кроме своего вкусного-превкусного меда.

— Пчела, а Пчела! — время от времени окликал ее Дикий Кабан, сидевший рядом с ней, но Пчела его не слышала. Перед Кабаном стояла тарелка с кашей, а когда он с ней расправился, на ее месте появилось ведро с простоквашей, в которой плавали ломти хлеба. Около него сидела Тля, — та принесла еду с собой. Ворон поклевывал блестящий черный шнурок, а рядом с ним в тазике плавал Окунь, время от времени лениво пощипывая сладкие водоросли. Иногда он шептал что-то на ушко Жирафу, и тот отрывался от своего десерта из розовых роз и чертополоха и дружелюбно кивал.

Дальше за столом сидел Слон, который за обе щеки уплетал большие куски древесной коры, разложенные на сосновом блюде по алфавиту: березовая, буковая, вязовая, дубовая, еловая, ивовая, кора каштана и липовое лыко. Гиена, слегка похохатывая, с потерянным видом сидела перед пустой тарелкой. Комар уткнул кончик носа в какое-то свое блюдечко и явно наслаждался.

Во главе стола сидел Жук, ковырявший что-то черное из коробочки, а Лягушка и Жаба, впервые оказавшись бок о бок, выпивали за здоровье друг друга и договаривались отныне видеться почаще.

Над лесом было ясное небо, и солнце тысячью бликов отражалось в сверкающих стаканах бесчисленного собрания. И время от времени кто-нибудь брал слово:

— Друзья, — воскликнул Голубь. Все похлопали в ладоши, и пиршество продолжилось.

— Мы, — возвестила Оса.

— О, — провозгласил Носорог.

Попытайся кто-нибудь развить свою мысль чуть дальше — остыло бы огромное количество еды, и это было бы весьма досадно, поскольку, в сущности, праздник был устроен ради того, чтобы поесть, а уж потом, в лучшем случае, ради всего остального, не столь насущного, хотя никто толком не знал, чего именно.

Когда стемнело, Светлячок зажег свой огонек. Ветер завел свою вечернюю музыку в листве деревьев.

Когда солнце встало, оказалось, что все по-прежнему сидят за столом, хотя большинство спит. В конце концов остался один только Муравей, который сидел, облизывая свой огромный сахарный огрызок. И теплые солнечные лучи растопили последние льдинки в стакане Моржа.

 

Тоон Теллеген. «Однажды в полдень»