КАЖДЫЙ ВЕЧЕР, КОГДА ЗАХОДИЛО СОЛНЦЕ, даманчик забирался на маленький холмик и кричал:
— Не заходить! Не сметь! Вот я тебе покажу! Я предупреждаю!
Он размахивал кулаками, подпрыгивал и злился так сильно, что на глазах у него выступали слезы.
Но солнце всегда заходило.
Когда последний кусочек солнца исчезал за горизонтом, даманчик вытирал слезы, качал головой и расстроенный уходил домой.
Жил он в маленьком темном домике посреди степи. У него не было знакомых, и его самого тоже никто не знал.
Придя домой, он ложился на кровать, клал лапы под голову и спрашивал себя, почему солнце никогда его не слушается. Ну хоть один разочек можно было бы остаться… Не так ведь много он и просил? Или надо было рассердиться еще сильнее? А может, пригрозить ему? Скажем, дать ему пинка? Или вообще переехать, и тогда светить ему будет некому?
Каждый вечер он часами думал о солнце. Ему даже хотелось пойти к горизонту, чтобы удержать солнце собственными лапами. Или смастерить что-нибудь там, под горизонтом, чтобы солнце не смогло опуститься ниже. Но он боялся, что с большим и сильным солнцем в одиночку ему не справиться.
«Солнце — настоящий предатель, — думал он. — Вот так светить целый день, чтобы все думали, что так будет всегда, а потом вдруг взять и зайти. Это предательство».
Только поздно ночью он засыпал.
А когда просыпался на следующее утро, солнце всегда светило, и даманчик язвительно думал: «Ясно, ясно, теперь у нас угрызения совести, так я и знал…» Он надевал на голову широкополую шляпу, чтобы не видеть солнце, и выходил на улицу.
Но под вечер он снова взбирался на холмик, кричал: «Ага! Заходишь! Прекрати же в конце-то концов!» — а потом снова уходил домой, так ничего и не добившись.
Так даманчик и жил. Пока не охрип от крика и не устал от топанья лапами.
С тех пор он только с упреком смотрел на солнце по вечерам, сидя на холмике. «Оно знает, что я о нем думаю, — размышлял он. — Знает, что хоть один разочек может доставить мне удовольствие. Один раз из тысячи… ведь это такая ерунда? Но оно меня не слушает».
Он покачал головой.
«А кстати, — подумал он. — Есть ли вообще что-нибудь, что могло бы меня послушать?»
Повсюду вокруг него была степь, небо было огромным и пустым, а вдалеке, за горизонтом, исчезал последний кусочек солнца.
И насколько даманчику удалось выяснить, ничто на свете не умело слушать.
Тоон Теллеген. «Неужели никто не рассердится?»