ЖАБА ЗЛИЛАСЬ, И МУРАВЕЙ ОБЪЯСНЯЛ ей, что можно сделать со злостью.

Жаба могла бы ее сдуть, как сдувают пылинки. Муравей сдул воображаемую злость со своего плеча.

Еще она могла разбить ее на осколки, а потом растереть в порошок.

Можно было закопать ее в землю и поставить сверху каменную глыбу.

— Каменную глыбу? — переспросила жаба. — И где же мне ее взять? А кроме того, я не могу поднимать тяжести.

— Маленькой каменной глыбы вполне достаточно, — сказал муравей.

— Значит, будет очень маленькая каменная глыба, — пробурчала жаба.

Можно забыть свою злость, продолжал муравей. А еще можно построить вокруг нее стену.

— Но это должна быть высокая стена, жаба, — сказал муравей, — через которую нельзя перелезть.

— Или перепрыгнуть, — продолжила жаба.

— Или перепрыгнуть, — согласился муравей. Еще муравей считал, что злость вполне можно

съесть.

— Съесть? — переспросила жаба.

— Да, — сказал муравей, — так тоже можно. Только если ее быстренько проглотить, потому что у нее вряд ли приятный вкус.

— Да уж, — согласилась жаба.

Еще можно было спрятать злость так далеко, чтобы потом ни за что не найти.

Можно было отправить ее дрейфовать в открытое море, чтобы потом ее утихомирил прибой.

Или скомкать так сильно, чтобы потом нельзя было разглядеть.

А можно было ее всю до конца пропеть.

— Пропеть, — спросила жаба. — Как это?

— Ну, знаешь, — сказал муравей. — Лучше забудь об этом. Это достаточно сложно, чтобы сейчас объяснить.

— Вот как, — сказала жаба.

Злость можно было отдать кому-нибудь, кто хочет ужасно разозлиться. А можно ее высмеять. Жаба кивнула. Это ей понравилось.

— Нет, — сказал муравей. — Лучше все-таки этого не делать, жаба.

— Хорошо, — согласилась она.

Можно было скатать ее в круглый шарик, а потом отфутболить.

Можно перекрасить ее в другой цвет. А можно с ней станцевать.

— Танцевать со своей злостью? — удивилась жаба.

— Да, — сказал муравей. — Дело в том, что злость этого не выносит. Она сразу чахнет.

— Чахнет… — сказала жаба задумчиво и попыталась себе это представить.

А еще злость можно было лелеять.

— Лелеять? — спросила жаба и выпучила глаза.

— Да-да, так тоже можно, — сказал муравей. Он вздохнул, и в его голосе послышалось раздражение. — Дай же мне договорить, — сказал он.

— Хорошо, — сказала жаба.

Злость можно было расплавить, а потом выпарить.

Ее можно было прогнать прочь.

А можно думать о ней так долго, пока от злости ничего не останется.

Муравей замолчал.

Некоторое время было тихо.

— Так как же мне поступить? — спросила жаба, которая все еще злилась.

— Я бы на твоем месте ее выбросил, — сказал муравей.

— Ладно, — согласилась жаба и выбросила свою злость.

Потом они ели сладкую крапиву и говорили о том, как здорово чувствовать себя довольным, и с этим чувством, считал муравей, делать ничего не надо.

— Не надо? — спросила жаба.

— Нет, — заверил ее муравей.

 

Тоон Теллеген. «Неужели никто не рассердится?»