КУЗНЕЧИК ОБОЖАЛ свой зеленый сюртук, свою изысканную походку — он называл ее поступью — и себя самого.

Больше всего он любил рассматривать себя в зеркало.

— Ах, какое благолепие, — бормотал он при этом, — какое благолепие…

Частенько он подвешивал зеркало на дерево, отходил на несколько шагов назад и прохаживался мимо, чтобы полюбоваться своей поступью. «Величавая поступь у меня, — думал он при этом, — ни дать ни взять величавая…»

Он всегда прихватывал зеркало с собой в дорогу, чтобы время от времени проверять, насколько дружелюбно он улыбается прохожим, которые говорили ему: «Привет, Кузнечик».

Сам он никогда не говорил «привет». Он предпочитал вообще ничего не говорить и лишь приветливо кивал или делал ручкой. Делать ручкой, это он любил.

Но кое-что его беспокоило. А именно — он ни разу не имел случая полюбоваться тем, как он спит. «А вдруг тогда я еще благолепнее», — думал он. Он подвесил зеркало над кроватью, чтобы, засыпая, заглядывать в него одним глазком. Ему казалось, что лежит он потрясающе, но всякий раз он замечал свой прищуренный глаз и сознавал, что не спит.

Однажды, когда Кузнечик ощутил приближение меланхолии, а его сюртук угрожал приобрести оттенок кручины безысходной, он спросил Жука, не хотел бы тот посидеть ночку у его постели и посмотреть, как он спит.

— Ладно, — сказал Жук.

На следующий вечер Жук уселся на стул возле постели Кузнечика. Кузнечик осторожно улегся, натянул на себя маленькое небесно-голубое одеяльце и сомкнул веки.

— Ну, теперь смотри в оба, Жук, — сказал он.

— Не извольте беспокоиться, — ответил Жук.

Зевнув самым изящным образом, Кузнечик отошел ко сну.

Рано утром он проснулся. Сердце у него колотилось. «Как интересно», — подумал он. Но, к своему разочарованию, он заметил, что Жук лежал под стулом и крепко спал. Мало того, при этом он еще и храпел, весьма неблагозвучно.

— Жук! — воззвал Кузнечик.

Жук вздрогнул и очнулся.

— Ах да, — сказал он. — Я здесь.

— Как я спал? — спросил Кузнечик.

— Как ты спал? Ну, это… как же ты спал-то… — забормотал Жук, почесывая в затылке. — Без задних ног, что ли?

— Нет, — сказал Кузнечик, и чело его покрылось морщинами. — Благолепно я спал?

— Уж куда как благо… это… лепно… — забормотал Жук. — Ну да, слушай, классно…

Кузнечик понял, что ночь прошла впустую, и попросил Жука удалиться

Оставшись один, он взял зеркало, тщательно осмотрел себя и произнес: «Ни на кого нельзя положиться. Кроме самого себя. Придется смириться с неизбежностью».

И он кивнул самому себе.

Но в глубине души его грызли и всегда будут грызть сомнения: спал ли он благолепнее, нежели бодрствовал, или наоборот?

«Ах, — думал он частенько, — жизнь все-таки столь несовершенна…»

И всякий раз он поражался глубине этой блистательной мысли.

 

Тоон Теллеген. «Они ещё спали»