НА БЕРЕГУ МОРЯ ЖИЛ КРАБ.

Он жил у кромки прибоя, в маленьком домишке, крыша которого поросла водорослями.

Он редко путешествовал, а дни рождения справлял еще реже. И никогда не получал писем. Сам себе он казался неприкаянным и частенько повторял самому себе: «Неприкаянный я какой…»

Так он и жил, на морском берегу, незаметный и неприглядный.

Однажды утром он глянул на свое отражение в озерце стоячей воды за скалой и покачал головой.

— Неприкаянные клешни, — произнес он, — неприкаянная спина. Неприкаянные глаза. Кстати, я их даже не вижу. Я, собственно, и сам не знаю, на что смотрю, — подумал он.

Он поднял голову и задумался обо всех неприкаянных или вовсе не существующих вещах на свете. А потом — о бесчисленных письмах, которых он никогда не получал.

Он уполз назад к морю и зарылся в полосе прибоя.

Он очень опасался того, что в один прекрасный день явится Кто-Нибудь, вздернет его за клешню, подумает секундочку-другую да и вышвырнет вон. Одним широким жестом.

«Вот так», — скажет он и довольно потрет руки.

От таких мыслей Краба пробирала дрожь.

Он предпочитал спать. Когда он спал, ему не нужно было копаться в себе.

Однажды под утро кто-то постучал ему в спину. Краб встрепенулся.

— Кто там? — спросил он. «Вот оно, началось», — промелькнула у него мысль.

— Это я, — сказал голос, — Белка. — Прогуляться не хочешь?

«Белка? — подумал Краб. — Прогуляться?» — Но он вздохнул с облегчением, поскольку голос Белки звучал весьма дружелюбно.

— Да у меня походка такая… странная, — сказал он. В сущности, он хотел сказать, что она у него была неприкаянная, но не сказал.

— У меня тоже, — сказала Белка.

— И у тебя тоже? — переспросил Краб. — Какая же такая у тебя походка?

— Ну… — сказала Белка. — Не знаю я. Но просто ужасно странная.

Немного погодя они в молчании брели по пляжу. Потом Краб тихонько сказал: «Правда ведь, у меня ну очень странная походка?»

— Да, — согласилась Белка. — Но симпатичная.

— Ой, правда?

— Правда.

Они помолчали.

— У меня походка еще страннее, — сказал Краб.

Белка посмотрела на море и сказала:

— Оба мы хороши.

Краб покосился на Белку и нашел, что у нее-то походка была хоть куда.

И они опять замолчали.

Потом Краб сказал:

— Белка…

— Да, — сказала Белка.

— Ты меня что, потом выкинуть собираешься?

— Тебя?

— Да.

— Это еще почему?

— Да потому, что я неприкаянный.

Белка застыла на месте, посмотрела на Краба и сказала:

— Вот еще.

И они пошли дальше, собирая сладкую морскую пену, лежавшую на скалах, и время от времени присаживаясь отдохнуть.

Поздно вечером, когда солнце уже опустилось за море, они вернулись к домику Краба.

— Пока, Краб, — сказала Белка.

— Пока, Белка, — сказал Краб, и сделалось ему так хорошо, что он чуть было не запел и не пустился в пляс на одной клешне. Но он не запел, поскольку опасался, что Кто-Нибудь, кто прохаживался неподалеку, услышит и вышвырнет вон с криком: «Это кто это тут распелся? Ты? А ну прочь!»

Он вздохнул, забрался в свой домик и подумал: «Посмотрел бы ты на себя сейчас, Краб…»

Но было уже слишком темно, чтобы идти к скале и глядеться в стоячую воду.

 

Тоон Теллеген. «Они ещё спали»